Анна Блинова - Экран и Владимир

— Да нет, он не Четвертый. Столпер хотел, чтобы он играл себя и по своему разумению, он и поднял со дна своей души Четвертого! Ведь почти у каждого человека где-то что-то сидит от Четвертого. Высоцкий в фильме был самим собой, без открытого темперамента, тоже, конечно, свойственного ему. Но здесь открытый темперамент не требовался. Это — фильм-провозглашение, фильм-констатация факта, его и играть надо было с таким вот обреченным спокойствием.

— Не все роли удавались Высоцкому…

— Не все, но он гений. Гений как личность, вобравшая в себя много данных, много разных талантов и возможностей. Природа уж очень много ему отпустила, выше высокого. У него стихи — поразительные. Может быть, потому их и не печатали, что они — поразительные. Он мог писать сколько угодно много и о чем угодно, и не уставал от этого, не чувствовал себя принуждаемым, а наоборот, ограждался ими от всех своих неурядиц, неприятностей, драматических минут. Ему не грозили годы, возраст. Если бы он дожил до пожилых лет, а потом и до старости, то не хуже, не слабее, а просто иначе передавал бы в слове или в образах воспринимаемый им мир. Не по-молодому, спокойнее и, может быть, потому даже и значительнее. Вот Пушкин… Если бы он еще пожил, какие бы у него были произведения, кто может себе это представить? Стихи бы не писал, перешел бы на прозу, как это кое-кто предполагал? Многие считают, что поэзия — это дар юности. А Гете? Пастернак? Тютчев? Им только вдохновение нужно было, но природа не лишала их эмоций, а возраст таким людям не помеха. Потому и влюбляются поэты чаще обычных людей — души их инстинктивно ищут вдохновения. Поэтому и Высоцкий не мог быть чуждым увлечениям. Он всегда был мужиком, — настоящим мужчиной, — и на сцене и в реальной жизни. А сейчас актеры-мужчины, — это что-то вроде наших подружек, это лица среднего пола. Помню, в 1967 году у Высоцкого был потрясающий роман с одной из моих однокурсниц по Школе-студии МХАТ. Красавица! Он к ней на третий этаж общежития в окно лазил, по карнизам и по трубам, как это делал бы любой идальго «с гитарой и шпагой». Подъезжал к подъезду на какой-то огромной машине, загораживал ею весь переулок, — и в окно! В женское общежитие после определенного часа не пускали, а он — после спектакля! Ох, и гулял же он, во-всю гулял! Но в каждом его поступке было столько романтики! Да, при такой трате сил долго не прожить… А актрисой эта красавица не стала. То ли режиссера на нее не нашлось подходящего, то ли она ничего не могла от природы… А в то время каждая из нас мечтала бы оказаться на ее месте! Иметь возлюбленным Володю Высоцкого!

Его отвергнуть — нельзя. А я не смела даже влюбиться в него: я имею в виду наш с ним совместный период съемок в Риге. Там была Марина Влади. Он каждый день писал ей стихи, а потом нам их читал в группе. Я в сравнении с ней была даже не актриса, а так, школьница в преддверии к актерской профессии. И — как мне повезло! — рядом с ним снималась, с гением. Я его даже побаивалась: Высоцкий, и это мой партнер! — И Васильева, высокая блондинка с тонкими, красивыми чертами лица, худенькая, трепетная, с огромными глазами, тяжко вздохнула, вспоминая о Высоцком.

— Снова и снова — гений…

— Четвертый — это не доказательство чего-то иного. Это был суровый материал, и я не согласна с Вами, что это — неудача. А возьмите его явные удачи? Мы должны судить творческого человека по его достижениям, а не выискивать спорные работы. Каким он показал Дон Гуана? Когда играют Дон Гуана, то этот герой — или воплощенная любовь или неисправимый демон — и все. А Высоцкий играл процесс, от бывалого развратника, а там, за кадром, может быть и пошляка, и циника и — до превращения в истинно влюбленного. У него — не чистая, благородная личность влюбляется, а забулдыга! И — превращается в благородную личность. Это — не по-школьному, это — играть интересно. Это — концепция.

В своих возможностях он был очень силен. Высоцкий — это не экспериментатор, он никогда бы не позволил себе того, чего бы ему не простили: кривлянья-ломанья, залезания не в свой стиль. Вообще, ему, по-моему, никаких бы неудач не простили…

Высоцкого каждый воспринимает по-своему. В сердцах у людей есть для него уголки. Его можно любить, обожать. Благодарить Бога за то, что родился с ним в одну эпоху и мог приобщиться к такому явлению, как Владимир Высоцкий. Но можно и ненавидеть. Ненавидят его обычно люди не широкого плана, чем-то зашоренные и, во всяком случае, ущербные.

— Вот он ушел из жизни в сорок два года. Но время шло, и он, если б был жив-здоров, становился старше и старше. В сорок два он играл своего Гамлета. А что было б в пятьдесят два, в шестьдесят два? Хватило бы сил на такое перенапряжение, или уж не было бы ни Гамлета, ни песен, которых все труднее ему было петь? А старость, которая отпечаталась бы на его лице?

— Я могу только повторить, что возраст не служил бы ему помехой в творчестве. А Гамлета, кстати, играли известные актеры, и как раз чуть ли не в шестьдесят. Здоровье, вот что нужно, а его-то и не было… Какой он был замечательный, красивый…

— Разве? Мне казалось, что красивым он не был ни в жизни, ни в ролях, за исключением Дон Гуана!

— Почему же… И черты лица неплохие, глаза очень выразительные, говорящие. Но главная красота его — в присутствии личности. Я бы из любой толпы его сразу выделила!

— Каковы были Ваши с ним партнерские взаимоотношения?

— Мне кажется, что к Маргарите Тереховой, которая играла в «Четвертом» первую жену героя, он лучше относился, чем ко мне. Столпер строил мою роль исключительно на своих подсказках. Может быть так и надо было в отношении совсем неопытной актрисы. Но как Высоцкий в глубине души реагировал на мою ломаку Бетси — я не знаю, потому что в данном случае он был очень деликатен. Может быть, решил, что Столпер хочет обязательно видеть Бетси такой? Может быть, он не симпатизировал мне из-за моего очень высокого роста, так не соответствовавшего ему? Не всегда можно было ставить его на ступеньку выше, чтобы он был вровень со мной. Иногда так бывало, что снять его и меня отдельно, а потом смонтировать вместе было очень трудно. Особенно если эти двое, Бетси и Четвертый должны одновременно смотреть друг другу в глаза. Любовную сцену между ними (в телефонной будке) очень непросто было осуществить. Но так или иначе, у Владимира Семеновича не было никаких комплексов, он, видимо, родился без них.

— Вам не кажется, что Высоцкого теперь не так часто вспоминают как прежде?

— Смешно… Пушкина еще реже вспоминают!

— Снова рядом с Пушкиным!

— Что ж, они похожи. По дарованию, по темпераменту, по отношению к жизни! Похожи! Мы никак не можем осознать, что среди нас жил гений, что мы его видели, слышали, говорили с ним. Я считаю, что важнейшее доказательство тому, — не говоря уже о результатах творчества, — что в создаваемых им образах не видно никакой работы, пота-крови, напряжения сил. Ни в стихах, ни в актерских образах. Он везде легок, как какая-нибудь серебристая рыбка, мелькнувшая в воде. Какая естественная грация! Тот же образ Жеглова, тот же Дон Гуан. А как его Дон Гуан чувствовал музыку стиха?!