Алексей Карпов - Ярослав Мудрый

Между тем время приближалось к зиме. Вот-вот должен был встать лед на Днепре. Наверное, Святополк ожидал морозов, чтобы по льду замерзшей реки двинуться на новгородско-варяжскую дружину и смять ее. На его стороне было одно важное преимущество: военные действия проходили на подвластной ему территории, а значит, Святополк мог беспрепятственно пополнять свое войско людьми и, главное, припасами.

В русских летописях сохранились два ярких, но весьма отличающихся друг от друга описания Любечекой битвы. Одно из них принадлежит киевскому летописцу, автору «Повести временных лет», другое - новгородцу, составителю Новгородской Первой летописи17 Последний, как полагают, использовал киевский источник, но обогатил его красочными подробностями, основанными на воспоминаниях непосредственных участников сражения. Более поздние русские источники содержат дополнительные подробности про исходившего.

Среди воевод Святополка, рассказывают летописи, находился престарелый воевода по имени Волчий Хвост (его имя в «Повести временных лет» отсутствует). Он был соратником князя Владимира Святославича еще в самом начале его княжения в Киеве и прославился громкой победой над радимичами в далеком 984 году: тогда, на реке Пищане, немногочисленный передовой отряд под его командованием наголову разгромил и обратил в бегство громадное раимичское войско. Понятно, что Святополк с подчеркнутым уважением должен был относиться к такому человеку: само присутствие его в рядах киевского войска как бы символизировало преемственность власти и поддержку нового киевского князя со стороны старейших киевских бояр и воевод. Возможно, Волчий Хвост номинально считался правой рукой Святополка, его главным воеводой. Но за тридцать с лишним лет, прошедших со времени пищанской победы, он, вероятно, уже утратил некоторые навыки руководства войском. Во всяком случае, летописцы с явным пренебрежением и даже насмешкой описывают его действия накануне битвы («старший», говорит о нем автор Тверского летописца, он и действовал «несмыслено» 18).

«И начал воевода Святополков, разъезжая возле берега, укорять новгородцев, говоря: "Что пришли с хромцом этим? Эй вы, плотники, вот, поставим вас хоромы рубить нам!"» Эти оскорбительные речи, несомненно, несли важный смысл: они должны были морально натомить врага, унизить его и продемонстрировать превосходство Святополкова войска. Такие словесные поединки, предшествующие настоящему сражению, обычны в истории всех древних обществ. Слово произнесенное, по мнению людей древности и раннего Средневековья, ранило столь же больно, как и само действие. Поэтому взаимные оскорбления, громкая похвальба становились неотъемлемой частью церемонии начала битвы. Волчий Хвост, вероятно, не в первый раз выехал к берегу для демонстрации своего словесного искусства. Но на этот раз, кажется, он выбрал не лучшее время.

Его слова были вдвойне оскорбительны для новгородцев. Во-первых, подвергался осмеянию их князь, «Хромец» Ярослав, причем ставилась под сомнение сама возможность его предводительствовать войском. (В самом деле, куда может завести своих последователей хромой вождь? Только вкривь, по неверному и гибельному пути.) Во-вторых, новгородцы были названы киевским воеводой «плотниками», «хоромцами», то есть людьми, стоявшими ниже киевлян на социальной лестнице. (К тому же «Хоромцы» это почти что «хромцы»; как видим, киевский воевода и в самом деле в совершенстве владел искусством словесного поединка, ловко обыгрывая то или иное обидное слово.) Поздние летописцы усиливают оскорбительный тон выкриков, которыми потчевал новгородцев Волчий Хвост. «Смерды, - якобы обращался он к ним, - плотники и гончары!… Заставим вас хоромы рубити и глины топтати»19 Основу новгородского войска и в самом деле составляли ремесленники-горожане и «смерды», то есть крестьяне. Однако это никак не снижало его боевые качества. Может быть, Волчий Хвост хотел унизить заодно и варягов, стыдя их за то, что им приходится сражаться в одном войске с простолюдинами? Но рядовые воины - бонды - и сами при случае были искусными гончарами и плотниками и отнюдь не стыдились никакого ремесла. В любом случае, киевский воевода лишь усилил ненависть новгородцев к себе. «Слыша то, сказали новгородцы Ярославу: "Завтра переправимся к ним. Если кто не пойдет с нами, сами ударим но не муж!"» (А может быть, даже: «…сами ударим по ним», то есть по не желающим идти на противника. Летописи допускают и такой перевод высказывания новгородцев, в этом случае Адресованного, кажется, наемникам-варягам.) Ярославу оставалось лишь уговорить варягов действовать заодно с новгородцами.

«Повесть временных лет» объясняет наступление Ярослава именно бахвальством Святополкова воеводы и ответным гневом новгородцев. Но из других источников (и прежде всего из Новгородской летописи) следует, что роль Ярослава была значительно более самостоятельной. Он не просто подался на уговоры своих ратников, но, напротив, сам определи наилучший момент для нанесения удара и, может быть, даже спровоцировал гнев своих воинов и воспользовался им как поводом для того, чтобы перейти в решительное наступление. Оказывается, Ярослав давно и с успехом осуществлял, что называется, агентурную и диверсионную деятельность в тылу Святополковых войск. В то время, как мы уже говорили, наступала зима («бе бо уже в замороз»), и Днепр начал, по выражению новгородского летописца, «мерзнули». Сама река пока что (наверное, последние считанные дни) оставалась судоходной. Однако более мелкие водоемы, в частности болота и озерки, которые окружали лагерь Святополка, успели покрыться тонким непрочным льдом, и Ярослав знал об этом.

Святополк расположил свои войска не слишком удачно. Между его дружной и союзными печенегами находилось· озеро; еще одно озеро было расположено по другую сторону от его лагеря. До времени это вполне устраивало Святополка, поскольку два озера надежно защищали крылья его позиции на случай внезапного нападения. Но теперь непрочный лед не давал его воинам возможности самим воспользоваться ладьями и переправиться в случае беды через озера. Главное же, оказались отрезанными от основного войска печенеги, наиболее грозная сила, имевшаяся в распоряжении Святополка.

Ярослав тонко уловил момент, когда позиции противника сделались наиболее уязвимыми. Сам же киевский князь пока не осознавал опасности.

«Был у Святополка муж в приязни (приятельстве. - А. К) к Ярославу, - рассказывает новгородский летописец, - и посла к нему Ярослав отрока своего ночью, спрашивая: "Что ты велишь делать: меду мало варено, а дружины много?" И отвечал тот муж (отроку. - А. К.): "Так скажи Ярославу: если меду мало, а дружины много, то к вечеру дать". И уразумел Ярослав, что ночью велит биться».