Дебра Мерк - Девочка в гараже [Реальная история приемной мамы] [litres]

Интересно, сколько в этом неизменном негативе можно списать на подростковый возраст? И сколько – на чувства, вызванные обстоятельствами ее удочерения? И однажды я спросила, не хочет ли она поговорить с психологом обо всем, что она узнала о своей родной семье. Она согласилась, и я организовала встречу. Психолог наладила контакт, после нескольких сеансов Кортни вроде бы стало легче, и она решила, что новые встречи ей не нужны.

Мы делали все возможное, чтобы всегда находиться рядом, но расстояние между Кортни и нами неуклонно росло

Но, несмотря на консультации психолога, наши походы в церковь втроем словно подталкивали нашу дочь к бунту. Она плюхалась на скамью, скрестив руки на груди, или все норовила задремать, положив голову мне на колени. Мне постоянно приходилось толкать ее в бок, побуждая выпрямиться, Эл давал ей понять, что в церкви надо вести себя прилично, а не класть голову на мои колени. Меня тревожило ее явное равнодушие к духовной жизни. В конце концов мне пришлось признать, что я достигла очередного этапа смирения. Кортни требовалось дорасти до личных отношений с Господом, и я никак не могла повлиять на них. Я должна была довериться Святому Духу и надеяться, что Он исполнит свое дело в сердце моей дорогой дочери.

Наше раздражение нарастало. Кортни отдалялась и от школы, и от нас, и от церкви. Она даже ревновала нас к нашим старшим детям. Однажды во время свидания с Карен я поделилась с ней тревогами, как мать с матерью.

– Это я во всем виновата, – сказала Карен. – Из-за меня у нее накопилось слишком много вопросов без ответа. А ответы оказались совсем не теми, какие ей хотелось услышать.

Карен была откровенна в своих тревогах. Она рассказала, что в последние годы ей писали и другие дети. Задавали вопросы. Им тоже приходилось нелегко, хоть их и усыновили и воспитывали в любви христианские семьи. Я видела, что Карен обретает материнскую зрелость, хоть она и не смогла правильно воспитывать своих детей, когда те были еще малы.

По собственному опыту я знала, что есть раны, которые не исцелить никому. Только Бог способен принести истинное исцеление израненному сердцу и духу, пребывающему в смятении. Зная, что это смятение порождено дьяволом, я могла лишь молиться о том, чтобы Бог вмешался и даровал истину и исцеление нашей дочери. И вновь смиряться.

Однажды вечером, когда я уже собиралась погасить свет и заснуть, в дверь моей спальни тихонько постучали. Дверь медленно приоткрылась, Кортни прошептала в щель:

– Мама, ты спишь?

– Скоро усну. Тебе что-нибудь нужно?

– Можно к тебе на минутку?

– Конечно. Заходи.

Она забралась ко мне в постель и обняла подушку Эла – тот смотрел внизу поздний выпуск новостей и должен был подняться еще не скоро. Глядя на Кортни с подушкой, я поняла: короткого разговора не получится. Я села и взбила повыше свою подушку.

– Так в чем дело?

Кортни попыталась изобразить улыбку, потом уставилась на одеяло. Я ждала. Что бы это ни было, я заранее чувствовала: надо держаться. За долгие годы я научилась готовиться ко всему, чему Господь позволяет случиться в моей жизни, но теперь страх медленно начал подкрадываться к сердцу. Я положила на колени сложенные руки, готовясь к тому, что услышу.

– Я беременна, – и Кортни расплакалась.

Я не шелохнулась. Просто не могла. Я едва дышала. К такому я оказалась не готова. Кортни всхлипывала, а я знала только, что надо обнять ее. И молчала. Пришлось мысленно дать себе оплеуху и велеть очнуться. Призови на помощь голову, Деб, а не сердце. Говорить сердцем я бы сейчас и не смогла – оно вновь было разбито.

В состоянии шока я спросила:

– Кто отец?

Ответ меня не удивил. Я уже предостерегала Кортни, ввела правила, запретила двоим оставаться наедине в нашем доме. Но, как и многие из нас, она не вняла предостережениям и не стала следовать правилам. И теперь ждала ребенка.

Сколько еще, Господи? Сколько еще предстоит, прежде чем в нашей семье больше не будет сердечных мук? Моя безмолвная молитва к небесам была полна отчаяния. Смогу ли я когда-нибудь сказать: «Я отмучилась свое»?

И в тот же момент я узнала ответ.

Нет.

Жизнь в этом мире продолжается с ее испытаниями, взлетами и падениями, независимо от того, готовы мы к ним или нет. Смирение – не тот урок, который усваивается раз и навсегда. Это выбор, который мы учимся делать раз за разом, пока он не становится непроизвольным, а на это может уйти вся жизнь. Испытания не закончить, это не школа, мы не выходим на пенсию в сфере духовного роста. Я знала, что дело не в бессердечии или жестокости Бога – совсем напротив. Бог до сих пор занят приведением меня в соответствие образу Его Сына. Как слово Божье гласит в Послании к Филиппийцам (Флп 1:6): «Будучи уверен в том, что начавший в вас доброе дело будет совершать (его) даже до дня Иисуса Христа».

Бог продолжает свою работу во мне – работу, которую не закончит, пока я не шагну в вечность. Неуклонно призывая меня предать мою волю Его воле, Он осуществляет свои планы на всю мою оставшуюся жизнь. И я вольна сделать выбор и поступать так охотно и безропотно, с благодарностью в сердце, – и тогда у меня будет возможность наблюдать за Его милостью, действующей самым невероятным образом.

Задаваться следовало не вопросом «сколько еще, Господи?». Единственный вопрос, который следовало задать: куда нам надлежит смотреть, чтобы получить помощь, необходимую нам в испытаниях? Я уже знала ответ. Смотреть некуда, кроме как на моего Господа. Значит, в новом испытании с Кортни мы с Элом будем спрашивать совета у Бога, предавать себя Его воле и препоручать дело Его рукам. Я понимала: это будет нелегко, но другого пути нет.

Я дала Кортни выплакаться, дождалась, когда она будет в состоянии смотреть на меня. Она твердила:

– Прости, мама, я так виновата.

– Да уж, – только это я и могла сказать.

– Я просила Бога простить меня. Ты меня простишь? – сквозь слезы выговорила она.

– Я знаю, что Бог тебя простит. И да, я тоже.

Но прощение не устраняет последствий. А я знала, что теперь моей дочери придется всю жизнь иметь дело с ними. И мне придется. И Элу. И в самом ближайшем времени! Нескольких вопросов к Кортни хватило, чтобы понять: ребенок появится всего через два месяца! Кортни ловко прятала от нас свой живот под мешковатыми толстовками. Мой дух был подавлен. Слишком поздно. Мы оба устали, а завтра предстоял будний день. И мы решили поспать, а с папой поговорить следующим вечером.

Известие потрясло Эла, когда Кортни во всем ему призналась. Увидев выражение его лица, я заплакала. Мы возлагали на дочь столько надежд. Мы сделали все, что было в наших силах, чтобы правильно воспитывать ее, растить в любви, в поддержке, в сознании, что Бог любит ее и что у Него есть замысел для ее жизни. Пока росли мои дети, я учила их не возлагать всю веру на нас, своих родителей: мы могли подвести их. Невольно, но могли. Вместо этого я призывала детей доверять Иисусу. Тому, кто не подведет их никогда. Неужели мы подвели Кортни?