Александр Шестаковский - Самородок

Симонов завернул из Коврова в деревню, побыл всего несколько часов дома и был вынужден ни с чем уехать обратно на растяпинский завод. Но от намерения перейти на пулеметный он не отказался, нет. Надо только повременить, дождаться более благоприятной поры.

Вскоре она настала. В апреле от приехавшего с побывки земляка Сергей узнал, что акционеры, получив подтверждение от нового правительства, что прежние контракты остаются в силе, ускоренными темпами продолжают воздвигать завод, набирают рабочих. И вот Симонов снова в Коврове. В конторе пулеметного его узнал служащий, отказавший ему в приеме два месяца назад.

— Опять пришел? Ну что ж, посмотрим, на что ты способен...

На специально отведенном для проверки принимаемых на работу новичков слесарном верстаке были привернуты отменные тиски. В многочисленных выдвижных ящиках верстака и на установленной рядом вращающейся стойке-турникете великое множество слесарного инструмента, удобного в работе и самого высокого качества. Это Симонов определил сразу.

— Полегче или трудный дать тебе заданий? — спросил на ломаном русском языке датчанин. Он был одет в ладный белый комбинезон. Видимо, мастер.

— Давайте самое сложное, — неожиданно для самого себя уверенно выпалил Сергей. И сам испугался своей смелости.

Датчанин глянул на него недоверчиво: уж не много ли берет на себя парень, ведь совсем еще молод. Но все же дал ему на пробу изготовить деталь на высший разряд. Он чуть помешкал, пока Симонов как бы примерялся к заготовке, и тут же, к счастью, куда-то ушел. Уж очень Сергей не любил, когда кто-то торчит над его душой. Он споро взялся за инструмент, и работа закипела.

Когда датчанин вернулся, деталь была в основном готова и Сергей заканчивал чистовую обработку. Мастер невольно залюбовался сноровкой парня, его точными уверенными движениями, в которых угадывался опытный работник. Он дождался, пока деталь была окончательно отработана и Симонов, разжав тиски, протянул ее мастеру.

Датчанин повертел ее в руках, разглядывая со всех сторон. Потом вытащил из нагрудного кармана штангенциркуль и придирчиво проверил заданные размеры. Все было точь-в-точь. На лице его еле заметно промелькнула улыбка удовлетворения. Уловив ее, Симонов облегченно вздохнул — вроде пронесло.

— Корошо, корошо, — сказал одобрительно датчанин. — Будешь работать лекальни мастерская по высший разряд...

Сергей по-настоящему был счастлив. Каким-то чутьем он почувствовал, что наконец-то будет заниматься делом не побочным. Все, что было до этого, свою работу на других заводах и фабриках он оценивал лишь как подготовку к тому, к чему пришел сейчас.

Конечно же приятна была высокая оценка его умения, данная датчанином. И все же он не тешил себя мыслью, что в своем восхождении к профессиональному мастерству достиг совершенства.

Наоборот, именно здесь, столкнувшись с самым современным оборудованием и требующим скрупулезной точности производством, Сергей понял, что далеко еще не все умеет, не все знает. Еще обостренней стало желание учиться, постигнуть теоретические основы металлообработки, без чего его рост как специалиста мог остановиться.

Симонов, как и прежде на каждом новом для него производстве, жадно знакомился с устройством оборудования. Датчане только поражались: вроде бы парень недавно впервые увидел фрезерный, строгальный станки, а вот уж он управляется с ними не хуже заправского станочника.

На пулеметном с каждым днем усиливалась борьба большевистской группы за влияние среди рабочих. Однако меньшевики и подпевавшие им эсеры тоже не дремали. На заводском дворе проходили митинги, разгорались ожесточенные словесные баталии.

Весть об исторических решениях Всероссийской (Апрельской) конференции РСДРП(б) и знаменитых Апрельских тезисах В. И. Ленина принес на пулеметный завод солдат 250-го запасного полка Нейбах, представлявший на конференции ковровских большевиков. Члены большевистской секции стали энергичнее разъяснять рабочим линию РСДРП(б), ставившую на повестку дня задачу перехода государственной власти к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Только так можно было разрешить животрепещущие проблемы войны, мира, земли и хлеба.

Сергей Гаврилович хорошо помнит один из митингов, который шел на заводском дворе в начале мая. Рабочие расположились на ящиках из-под станков, на штабелях досок, на бревнах. Поводом для сбора явилась нота министра иностранных дел Временного правительства Милюкова. В ней союзным державам давалась гарантия, что остаются в силе все договоры царского правительства и Россия будет продолжать борьбу «до победного конца».

С трибуны выступили большевики: чернорабочий Борисов и вахтер Левин. Они гневно клеймили предательскую политику министров-капиталистов, ратовавших за продолжение кровавой бойни. Слово взял заводской инженер меньшевик Кауфман. Он обвинял большевиков в «разжигании смуты», в пораженчестве, что, дескать, на руку врагам русского народа, немецким милитаристам. Не жалели громких слов, чтобы очернить линию большевиков, и краснобаи-меньшевики инженер Дверин, мастер Лютов. Им подпевал, как обычно, эсер механик Родзянко. Рабочие были сбиты с толку, заколебались.

Но вот на трибуне один из вожаков заводской большевистской организации Николай Самуилович Абельман, Избранный незадолго до этого в Ковровский городской комитет РСДРП(б). Симонов и прежде видел его в цехах завода среди рабочих, у которых он пользовался непререкаемым авторитетом. Зачесанные вверх черные как смоль волосы оттеняли большой красивый лоб. Аккуратно подстриженные усы. За легкой оправой очков светились глаза, в которых угадывались решительность и одновременно необыкновенная доброта.

— Мы, большевики, заявляем протест против политики войны и голода! — прозвучали на заводском дворе его слова, лишенные витиеватости, понятные каждому рабочему. — Меньшевики и эсеры сыплют красивые фразы, а на деле угодничают перед капиталистами и буржуазией. Мы, большевики, — с пролетариатом! Долой войну! Всю власть — Советам рабочих и крестьян!

Кауфман вновь забрался на трибуну, но его слова заглушил пронзительный свист рабочих. Не дали говорить и другим соглашателям. Меньшевистские краснобаи потерпели поражение.

Не искушенному еще в политической борьбе Симонову трудно было сразу освоить обилие разноречивых лозунгов и идей. И все же всем нутром он чувствовал, что правда за большевиками.

Ковровский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, возглавляемый большевиками, все больше заявлял о себе как сила, выступающая за насущные интересы рабочих. Уже в апреле на всех предприятиях города был установлен 8-часовой рабочий день. Усилился нажим на датскую администрацию пулеметного завода. В частности, был поставлен вопрос о выплате пособий семьям рабочих в случае призыва их кормильцев в действующую армию.