Игорь Сорокин - Художник каменных дел

Эти слова были для Щусева как гром среди ясного неба. «Значит, все-таки архитектор, значит, не удалось, значит... значит, и не следует от архитектуры отказываться». Вместе с чувством грусти Алексей испытал и облегчение.

Так он вернулся на стезю архитектора.

Между тем профессор Григорий Иванович Котов, несмотря на свое расположение к Щусеву, стал выражать неудовольствие, замечая у Алексея пренебрежение архитектурными занятиями ради живописных. Но тот заверил профессора, что туман рассеялся, что больше он не станет строить никаких иллюзий.

— И верно, — поддержал его профессор Котов. — Довольно сидеть на двух стульях, а то вдруг однажды окажетесь на полу.

Видимо, занятия в классе рисунка сделали глаз острее, а руку тверже. Алексей быстро догнал своих однокурсников и снова занял среди них первенствующее положение. Экзамены он выдержал легко. В Кишинев был направлен очередной благожелательный отзыв.

На этот раз вместе с благотворительной стипендией Щусев получил письмо от директора гимназии Алаева с приглашением принять посильное участие в закладке нового здания 2-й кишиневской классической гимназии. Алексей показал письмо профессору Котову и попросил его совета.

— Счастливая возможность вам в руки идет, а вы раздумываете, — сказал профессор. — Участвовать в строительстве такого общественного здания, как гимназия, — лучшей практики, кажется, и быть не может. Поезжайте, друг мой, пощупайте, почувствуйте здание не снаружи, а изнутри. Истинному архитектору без этого нельзя. Зодчий прежде всего строитель.

Щусев догадывался, что директор гимназии не ждет от него многого, что им движет прежде всего желание помочь Алексею материально, дав дополнительную возможность заработать.

Однако настроение, с каким Алексей ехал на родину, нельзя было назвать иждивенческим. Он должен, он обязан отработать то, что дал ему родной город, что сделали для него люди, которые в него верят.

Двадцатилетний студент с головой, как ему казалось, переполненной отрывочными архитектурными знаниями, едва нащупывающий свой жизненный путь, Щусев не мог знать, что его архитектурная деятельность уже началась.

Строительная площадка нового здания 2-й гимназии предстала перед ним в самом неприглядном виде. Шли вскрышные работы, горы грунта высились то здесь, то там, землекопы орудовали кайлом, лопатами, ломами. Но странное дело — картина разрытого котлована не отталкивала его, а, наоборот, манила. Ободряли воспоминания о Сахарне. Алексей был почти уверен, что найдет здесь применение своим знаниям и способностям.

Подрядчик Антон Пронин, которого артельщики называли хозяином, важно ходил по стройке с папкой чертежей под мышкой, которую, как шутили рабочие, он на ночь кладет под подушку. Его вера в чертежи была неколебима, по его представлениям, папка с чертежами была сродни волшебной палочке, только замедленного действия.

Распоряжением земской строительной комиссии Щусев был назначен практикантом — производителем работ. Чутье счастливо подсказало ему, что подрядчик должен хотя бы внешне играть на стройке главенствующую роль, Поэтому Алексей встречал все его советы с полным почтением, а в ответ получал преданность и доверие.

Одесский архитектор Мазиров, автор проекта гимназии, — был в Кишиневе всего лишь раз, когда выбирали площадку. Он передал заказчикам чертежи и был таков. Вскоре Алексей понял, что серьезность и внешняя неприступность Пронина происходят от его растерянности перед сложностью предстоящего. Многие чертежи были беглыми и требовали проработки.

Пролазив целый день по ямам и канавам, Алексей углубился в чертежи, просидев над ними до полуночи, но, кроме головной боли, ничего не высидел. Проснулся он с первыми лучами солнца и, еще не встав с постели, принял решение не ходить на стройку, пока не разберется с фундаментом. Вспомнилось золотое правило древних зодчих: «На устройство подошвы и подделов ни трудов, ни иждивения жалеть не должно».

Выпив чаю, он сделал рабочий чертеж фундамента на листе большого формата. Обеспокоенный его отсутствием, пришел Пронин, спросил, здоров ли он, и обшарил глазами стол. Алексей понял, что больше всего подрядчика волнуют чертежи, и улыбнулся.

— Садитесь-ка поближе, Антон Никитич. Давайте обмозгуем вот этот чертеж. Узнаете фундамент?

Пронин надел очки в оловянной оправе и уткнулся носом в линии. Алексей созерцал его наморщенный от натуги лоб, слушал сосредоточенное сопение.

— Вот тута надо ба углу́бить, а? — сказал подрядчик и ткнул заскорузлым коротким пальцем туда, где штриховкой была показана глубина заложения фундамента.

Алексей четкими цифрами обозначил размеры заглубления и спросил:

— Так?

Пронин посопел еще немного и произнес:

— Да ты, паря, свеча! Мы с тобой чего хочешь сможем. Владей проектом. Доверяю! А это, — он снова ткнул пальцем в щусевский чертеж, — себе заберу. Большая бумага, с ней работать сподручней!

Он вытащил из папки чертежи проекта и передал их Алексею, а в папку вложил новый рабочий чертеж, завязал тесемочки и привычно зажал папку под мышкой.

— Пойду я. А ты смотри не растеряй...

— Я с вами, Антон Никитич.

Работал Алексей так, будто на нем одном лежала ответственность за стройку. Очень вежливо просил он рабочих исправить огрехи и не отходил, пока не убеждался, что его поняли правильно. Обходительность на стройке любили, старались вежливому барину угодить, а он ни разу не забывал поблагодарить, похвалить артельщиков, словно они оказали услугу ему самому.

В то лето было не до рисования, стройка отнимала все силы. Он настойчиво вживался в нее, и временами ему казалось, что стройка растет вместе с ним. Из земли уже показался красный гребень фундамента, строители вскоре стали сооружать подмости и леса, в огромных ямах гасилась известь, скрипучие тяжелые телеги, запряженные лохматыми ломовыми лошадьми, свозили на стройку деловой лес, тесаный камень, кирпичи. Громоздкими четырехручными пилами нарезали артельщики толстые доски для черных полов: двое пильщиков стояли на подмостях наверху, а двое — внизу. Опилки обильно засыпали им плечи, лица, лезли в глаза. Дюжие молотобойцы дробили огромными кувалдами дикий камень. Стройка гудела, визжала, гремела, ее сумбурный оркестр был слышен далеко окрест.

Алексей научился определять на слух, где произошла заминка. Случалось, они оказывались в одном месте с Антоном Прониным, не сговариваясь об этом. И у них всегда находились вопросы друг к другу: сталкиваясь лицом к лицу, они согласно управляли огромным организмом стройки. Алексей изыскивал способы выказать уважение к «хозяину». Не было случая, чтобы между ними возникло разногласие.