Игорь Сорокин - Художник каменных дел

Он уже давным-давно понял, что видимая легкость, с какой создается вдохновенный образ, на самом деле выжигает душу дотла, что священный огонь творчества озаряет лишь истинного труженика в пору высшего напряжения сил и фантазии.

Сколько бы раз Алексей Викторович ни приезжал в Новгород, неизменно чарующе действовал на него скромный Рождественский собор Антониевого монастыря. Из всего обилия новгородских памятников, известных миру, этот упрятанный за монастырские стены собор хранил некую тайну, прикрытую гордым равнодушием. На закате под скупым северным солнцем на его стенах начинали играть тени, скользя по его белым стенам, прорезям узких окон, и тогда Алексей Викторович слышал тихую музыку камня.

В тот момент, когда ему казалось, что он уже нащупывает путь к решению многих вопросов, пришел срочный вызов в Киев. С трудом оторвался Щусев от своих поисков, но работа в душе не прекращалась на протяжении всей дороги, не оставила она его и в Киеве.

Как это ни странно, отец Флавиан сдержал свое обещание.

Среди плодородных полей Западной Украины, на Тернопольщине, в крохотном городишке Почаев, стоял на высоком холме монастырь — Почаевская лавра с высокой Успенской церковью и златоглавой колокольней, видимой на десятки верст окрест. К монастырю вела ровная как стрела дорога с пирамидальными тополями в матовом серебре листвы. Бричка ехала вперед, но казалось, что купола монастыря застыли на месте, лишь усиливалось их золотое сияние.

Монастырскую гору окружал ухоженный яблоневый сад, в котором с утра до вечера трудились послушники и монахи. Деревья изнывали под тяжестью плодов. Монахи, путаясь в рясах, гонялись за мальчишками, ворующими фрукты. Между деревьями лениво гуляли свиньи, пожирая падалицу.

Вспомнились детство, отцовский сад, и Алексей Викторович забыл тревогу. Он приближался к месту своей первой самостоятельной работы. Ему дано задание возводить здесь храм.

Дорога завиляла, взбираясь на холм, расходились бока лошадей, завертелся на козлах кучер.

За высокими монастырскими стенами ярко зеленела трава. На южной стене построенной в классическом стиле Успенской церкви была написана благообразная богоматерь с младенцем, несомненно срисованная с местной молодайки: ее благообразие не имело ничего общего с библейским. Там, где должны были кончаться ее ноги, широко расползлось по стене грязное пятно. «Должно быть, прихожане зацеловали стопы богоматери», — подумал Алексей Викторович.

Обойдя монастырский двор, весь утопающий в зелени, скрывающей монастырские кельи и хозяйственные постройки, Щусев убедился в том, что задачу ему отец Флавиан дал такую, что и врагу не пожелаешь. Одна лишь величественная трехъярусная колокольня при церкви стоила, пожалуй, в десять раз больше, чем ему было отпущено на сооружение нового Свято-Троицкого собора. Соседство предполагаемого собора с храмом Успения Богородицы, который строился двенадцать лет и был завершен в 1783 году, то есть в эпоху торжества классицизма, не сулило ничего хорошего. Изысканная и зрелая архитектура храма, его мощная колоннада и богатые фризы могли затмить даже самое совершенное произведение. У кого угодно здесь опустились бы руки.

Уже в который раз судьба ставила Щусева в безвыходное положение.

День закладки Троицкого собора был определен, отступать было некуда — первый камень должен лечь в основание 11 мая 1906 года.

Холодное совершенство и мощь храма Успения Богородицы требовали подле еще более мощного сооружения. Так рассуждал бы каждый зодчий, но Щусев мыслил иначе. Он задумал невозможное: пусть существующая архитектура станет некиим фоном, рамкой, куда он вставит алмаз, который будет играть своими гранями, пленяя взоры.

Образ новгородского Рождественского собора помог Алексею Викторовичу услышать первые ноты собственной песни. Там, в Новгороде, — лишь тихий напев, здесь же должна зазвучать кантата. Ее мелодия должна стать слышна и понятна всем.

Разрабатывая образ Свято-Троицкого собора, Щусев больше всего бился над органичной компоновкой, добиваясь гармонии масс, как бы обнажая ту впечатляющую выразительность древнерусской архитектуры, которую наши предки часто скрывали за узорчатыми деталями. Чистая, внешне наивная изысканность силуэта достигалась через прочувствованную пластичность объемов, ясную игру линий и гармонию пропорций.

Сначала собор ошеломляет, заставляет остановиться и вобрать в себя весь его образ целиком. Образ этот вызывает чувство чего-то родного, но несправедливо забытого. Потом невольно начинаешь читать его по частям, как нотную грамоту. Простой шлемовидный купол, под ним широкий барабан, прорезанный стрелами узких окон. Его объем свободно перетекает в круглую лестничную башню с ничем не украшенной крышей и притопленным куполом. Здесь зодчий как бы дает нам на секунду отдохнуть, чтобы потом снова поразить свежестью красоты портала и притененного фриза над изысканно вылепленной аркой входа.

Чуть нарочитая приземистость храма выгодно «работает», усиливая впечатление монументальности этой удивительно скромной трехъярусной постройки. Кроме лепного орнамента по верхнему поясу барабана храм украшен мозаичным фризом. Строение скульптурно в самой своей основе, в пластике перетекания одного объема в другой, в прорисовке как бы небрежно вкрапленных в белые стены окон.

Одинокая шлемовидная глава Свято-Троицкого собора подчинила себе сложный силуэт церкви Успения Богородицы.

Едва проект Щусева оказался на Петербургской выставке современной архитектуры, как критики тут же поставили его в ряд самых ярких явлений современности. В художественных кругах и в прессе заговорили о щусевском направлении в архитектуре, объявив архитектора основоположником неорусского стиля.

Так к Алексею Викторовичу нежданно-негаданно пришла громкая слава. Он отнесся к этому совершенно спокойно.

Вожделенная свобода творчества... Он давно был готов к тому, чтобы жизнь выдвинула перед ним задачи такой сложности, какие всколыхнут его творческую фантазию.

Он прилагал огромные усилия, чтобы не отступить от привычного правила: сооружение в натуре должно быть ярче и красивее, чем в проекте.

Разрабатывая удачно найденный образ, Щусев шлифует детали, применяет давно забытые приемы новгородского строительства XI — XII веков. Современными художественными средствами он добивается огромной выразительности.

Встретив на выставке Николая Константиновича Рериха, Алексей Викторович несказанно обрадовался: Рерих был в восторге от его проекта. Щусев знал, что Николай Константинович не способен лукавить. Его художественный вкус был безупречен, а об его уме, обаянии, интеллигентности знали все.