Оливия Лэнг - Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Я записала тогда эти слова, потому что в них отражено неотъемлемое свойство его сочинений: некий необъяснимый страх из-за полного рассогласования пространства и времени. Теперь в разреженном воздухе Луизианы я снова вспомнила их, и на сей раз они сверкнули по-новому. В начале 1970-х годов на Чивера накатывали периоды, которые он называл инобытием , хотя это можно назвать и деперсонализацией, и диссоциативной фугой или транзиторной амнезией. Такие эпизоды имели две составляющие: обонятельные, слуховые или зрительные галлюцинации и одновременно ступор, перекрывавший доступ к словам и именам. Иногда ему казалось, что его затопляет прошлое, а иногда он с ужасом чувствовал, что начисто теряет свое место во времени: «Я не в этом мире; я падаю, падаю» [160] Cheever J. Journals. P. 357. .

В 1972 году, за год до начала своего преподавания в Айовском университете, он записал:

Меня немного лихорадило после вчерашней выпивки, и я явственно ощущал, что нахожусь одновременно в двух разных местах. Я осознавал свое здешнее окружение, буки под дождем, и в то же время слышал угарный запах и видел мебель в нашем старом доме в Куинси. Или я схожу с ума? [161] Цит. по: Bailey B. Cheever: A Life. P. 462.

Не совсем так. Эти ощущения были обусловлены многолетним пьянством, бесчисленными порциями джина и бурбона. К 1972 году Чивер хронически пил уже почти сорок лет. Он жил в красивом доме в Оссининге с прекрасной женой, тремя более или менее милыми детишками и целым семейством замечательных золотистых ретриверов — у этого писателя было почти всё, что для него самого означало успех. И всё же в своих мемуарах «Дом перед тьмой» Сьюзен Чивер вспоминала, как ей становилось «всё яснее и яснее, что отец принадлежит к худшей разновидности алкоголиков. Казалось, он задался целью разрушить себя» [162] Cheever S. Home Before Dark. Houghton Mifflin, 1984. P. 161. . Еще в 1959 году Чивер употребляет слово алкоголизм , описывая свое безрадостное состояние:

Утром я очень подавлен, внутри всё оцепенело, почки болят, руки трясутся, и когда я выхожу на Мэдисон-авеню, накатывает страх смерти. Но к вечеру, а то и к полудню воспоминания о том, во что обходится виски моему физическому и интеллектуальному самочувствию, уступают место какому-то нервному напряжению. Этак я себя разрушу. На часах десять, а я уже подумываю о полуденном стаканчике [163] Cheever J. Journals. P. 103. .

Влияние алкоголя на мозг многообразно, но одно из наиболее заметных последствий выпивки, даже для пьющего эпизодически, это нарушение способности вспоминать прошлое. За единственный вечер, если вы выпили изрядно, алкоголь может расстроить способность мозга к упорядочиванию воспоминаний — разновидность антероградной амнезии, широко известной как провалы в памяти. Эти состояния, обычно наблюдаемые у тех, кто пьет слишком быстро или на голодный желудок, делятся на две категории: фрагментарная (частичная) и тотальная (полная) потеря памяти. При тотальной потере памяти пивший не способен припомнить ничего из происходившего во время выпивки, независимо от того, насколько адекватным и включенным он был тогда.

Потеря памяти происходит вследствие взаимодействия алкоголя с гиппокампом, центром памяти мозга. Исследования показывают, что употребление алкоголя подавляет деятельность гиппокампа, делая клетки, ответственные за формирование памяти, менее активными и менее чувствительными к внешним сигналам. Таким образом, хотя кратковременная память и сформировалась, ее преобразование в долговременную расстроено.

Такая мозаичность памяти — фрагментарность воспоминаний о вчерашнем вечере — досаждала Чиверу многие десятилетия, наполняя его утренние часы смутными переживаниями и сожалениями («Я не могу вспомнить всех своих безобразий, — писал он в 1966 году, — потому что мои воспоминания разрушены спиртным» [164] Ibid. P. 218. ). Однако ощущение инобытия оказалось новым и более пугающим, хотя и оно, вероятно, было связано с влиянием алкоголя на память и познавательные функции. В перспективе серьезное и продолжительное воздействие алкоголя сильно разрушает когнитивные возможности, уменьшая способность к концентрации, становясь причиной афазии (нарушения речи), эмоциональной неустойчивости и в конечном итоге алкогольной деменции. Эти печальные изменения — результат так называемой диффузной церебральной атрофии , отмирания клеток головного мозга, что сказывается на всех его отделах, включая те, что ответственны за упорядочивание и сохранение памяти.

Более того, из-за плохого питания, испорченного пищеварения, нарушенной работы печени организм алкоголика часто испытывает дефицит тиамина (витамина B 1), главного питательного вещества для работы нервных клеток. Дефицит тиамина вызывает серьезные когнитивные нарушения и отвечает за развитие синдрома Корсакова — неврологического нарушения, зачастую наблюдаемого у алкоголиков. Его симптомы включают амнезию, спутанность сознания, конфабуляции (так называемое честное вранье, когда вымышленные события принимают форму воспоминаний) и галлюцинации, обусловленные ослаблением способности мозга получать доступ к долговременной памяти. Синдром Корсакова влияет, в частности, на событийную память, на способность человека позиционировать себя во времени.

Согласно замечательной и мастерски выстроенной биографической книге Блейка Бейли, компьютерная томография, проведенная незадолго до излечения Чивера от алкогольной зависимости в 1975 году, выявила серьезную атрофию мозга, обусловленную алкоголем. Это повреждение, надо полагать, и провоцировало афазию и галлюцинации (позднее у него было несколько таких эпизодов). Но самое странное в наваждении, которое он назвал инобытием, что оно неким образом намекает на давнишнюю глубинную травму — событие, которое могло запустить всю зловещую машину саморазрушения. Самой тревожной из его галлюцинаций было повторяющееся видение двух друзей на берегу. Один из них пел песню, Чивер никак не мог ее к чему-то привязать, притом у него было ощущение, что, если ему удастся это сделать, он погрузится в глубокий омут заблокированных воспоминаний — по его грустному замечанию, эту ситуацию «психиатры назвали бы травматическим отторжением» [165] Цит. по: Bailey B. Cheever: A Life. P. 620. .

Предположение, что его прошлое каким-то образом проецируется на сегодняшние проблемы, не было для Чивера новым. Он прошел несколько курсов лечения, хотя большого значения результатам анализов не придавал. В той же коробке с бумагами, где я обнаружила строки о полете, было много ссылок на клиницистов и их невнимание к сложной работе его мозга. С каждым из врачей, кроме последнего, Чивер вежливо расставался, когда становилось ясно, что тот намерен сокрушить твердыню вымысла, возведенную им вокруг своей жизни.