Оливия Лэнг - Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Позади дома была небольшая постройка, изначально служившая каретным сараем. Поселившись на Уайтхед-стрит, Хемингуэй сразу переоборудовал второй этаж сарая в рабочий кабинет и мостиком соединил его со своей спальней. Сейчас кабинет был закрыт для посетителей, но сквозь кованую калитку можно было заглянуть внутрь. Большая комната с красным кафельным полом и светло-серыми стенами уставлена книгами, украшена реликвиями из старых поездок: макет быка, подсадная утка, марлин. «Смотри, мам, — спросил другой мальчик, — это что, пишущая машинка?»

Как мне хотелось проникнуть внутрь! Мне вспомнилась квартира моего деда.

На дальней стене красовалась трофейная голова газели Гранта, с великолепной длинной шеей и чуткими ушами. Думаю, Хемингуэй мог ее подстрелить в свою первую африканскую поездку: одну из ста двух антилоп, занесенных в путевой дневник Полины.

Эта поездка планировалась задолго до ее осуществления. Еще до несчастного случая в Биллингсе дядюшка Гас пообещал выделить на африканское сафари двадцать пять тысяч долларов, понимая, что такая поездка может принести хорошую книгу. Поначалу Хемингуэй думал поехать мужской компанией; но, когда его рука вполне окрепла для стрельбы, в команде остался только его приятель Чарли Томпсон. Под конец к ним присоединилась и Полина, хотя охота ее не слишком интересовала.

20 декабря 1933 года они отправились из Найроби к масайским охотничьим угодьям в кратере вулкана Нгоронгоро, западнее горы Килиманджаро. Поначалу Хемингуэй был не в форме, он промахнулся, стреляя в газель и в леопарда, ранил, но не смог добить и найти гепарда. У него случались частые приступы диареи, и в январе он заболел амебной дизентерией. В удивительно подробной беллетризованной биографии «Хемингуэй: 30-е годы» Майкл Рейнольдс замечает: «К 11 января он постоянно принимал хлорид натрия, но его вечерние выпивки сводили на нет всю пользу, которую могло принести лекарство» [216] Reynolds M. Hemingway: The 1930s. W. W. Norton, 1997. P. 162. .

В конце концов их проводник телеграммой вызвал самолет. Хемингуэй провел день в постели, вечером вышел к бивуачному костру и съел миску картофельного пюре. Самолет был обещан к утру, но его не было весь день. На следующее утро он всё же прибыл и доставил Хемингуэя в Найроби. Там он лечился антипротозойными препаратами и задолжал внушительную сумму в баре отеля «Нью-Стэнли». Подлечившись, Хемингуэй вернулся в лагерь. Стрелял он теперь удачнее, но всё же каждый его охотничий трофей был заметно меньше тех, что добывал Чарли. Это его задевало, он пил по вечерам виски и погружался в тяжкие раздумья, делался мрачным и агрессивным, а иногда выглядел унылым и поутру.

Вернувшись в Ки-Уэст, он по горячим следам взялся за автобиографическую повесть «Зеленые холмы Африки» и за полгода вчерне закончил ее. Но Африка его не отпускала, и через год он туда вернулся. «Снега Килиманджаро» — это рассказ о писателе Гарри, умирающем от гангрены во время охоты в Африке, потому что он не залечил как следует маленькую царапину от колючки на колене. Самолет, который должен был забрать его в город, так и не прилетел. Гарри весь день лежит на боку в тени мимозы, потягивая виски с содовой и ссорясь с женой, которая умоляет его не пить: «У Блэка сказано — воздерживаться от алкоголя» [217] Хемингуэй Э. Снега Килиманджаро / пер. Н. Волжиной // Хемингуэй Э. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. С. 436–462. . «Сука, — говорит он ей. — У суки щедрые руки».

Переговариваясь с женщиной, Гарри урывками думает о еще не написанных рассказах, для которых он всё копил материал. Но теперь они уже не будут написаны никогда. У «Снегов» та же двойственная, сетчатая структура, что и в рассказе «На сон грядущий». Рассказы упакованы в рассказ; пейзажи — в пейзаж. Курсивные абзацы плотны и импрессионистичны, они как быстрые ручьи, пронизывающие сюжетную ткань. Некоторые из них связаны с Парижем, один — с ружьями дедушки Гарри: ружейные приклады сгорели, стволы с расплавленным в магазинных коробках свинцом валялись в куче золы.

Хемингуэй проделывает подобный трюк и в последней главе «Смерти после полудня», которая начинается словами: «Умей я сделать из этого настоящую книжку, в ней нашлось бы место для всего» [218] Хемингуэй Э. Смерть после полудня / пер. с англ. И. Судакевича. М.: АСТ, 2015. С. 273–283. , и затем принимает собственный вызов, давая целый каскад образов и воспоминаний, которые должны быть в ней, которым следовало бы в ней быть, но которых в ней нет, и тем не менее они неким чудесным образом в ней присутствуют: «пороховая гарь», «треск трака», «последний вечер той феерии, когда Маэра подрался с Альфредо Давидом в кафе „Куц“», и «лес над Ирати, где деревья как в детских книжках со сказками».

Хемингуэй был гением упаковки; у него были дорожные сундуки и рыболовные ящики для укладки и хранения нужных в путешествии вещей самым изящным и изобретательным способом. Аналогично он работает и с текстами, выстраивая потайные уровни для заполнения своих сочинений бо́льшим содержимым, чем вам поначалу кажется. «Я до отказа начинил его подлинным материалом, — говорил он о „Снегах“ в Paris Review , — и со всем этим грузом, а короткий рассказ никогда прежде столько в себе не нес, он всё же отрывается от земли и летит» [219] Hemingway E. The Art of Fiction No. 21 // Paris Review. .

«До отказа начинил его подлинным материалом». Рассказ и правда нагружен предметами и событиями собственной поездки: койка, картофельное пюре, неприлетевший самолет, настоятельная потребность в спиртном, несмотря на запрет врача. Гарри осаждают видения собственной смерти, в последнем из них самолет наконец прилетает, и Гарри летит на нем над пучками деревьев и кустарника, как летел Хемингуэй, видит зебр и антилоп гну, которые растянулись по желто-серой долине «в несколько цепочек, точно растопыренные пальцы», и наконец видит «заслоняющую весь мир, громадную, уходящую ввысь, немыслимо белую под солнцем, квадратную вершину Килиманджаро».

Перед тем как его посетило это последнее видение, Гарри задается вопросом, почему он не состоялся как писатель. «Он загубил свой талант, — отвечает он себе, — не давая ему никакого применения, загубил изменой самому себе и своим верованиям, загубил пьянством, притупившим остроту его восприятия». Женщина, Эллен, получает свою долю попреков. Она очень богата, и он понимает, что променял свою прежнюю жизнь на комфорт, что доступность денег разрушила цельную ткань его жизни, как гангрена — ногу. «Природа наделила тебя здоровым нутром, поэтому ты не раскисал так, как раскисает большинство из них», — думал он, но даже здоровое нутро дается не навечно.

Оба персонажа вымышлены, но насмешливое «большинство из них» отсылает к подлинному материалу другого рода. Хемингуэй начал «Снега» летом 1935 года и работал над ними до весны 1936-го. В ту зиму его сильно мучила бессонница, он просыпался среди ночи и пробирался в кабинет — поскольку, как он объяснял своей теще в письме от 26 января, когда он работает над книгой, его мозг устраивает по ночам бешеную скачку. Если он не запишет свои ночные мысли, поутру они бесследно исчезнут, а сам он превратится в «выжатый лимон» [220] Hemingway E. Selected Letters. P. 436. .