Анатолий Иванов - Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы

Освобождение осуществилось 14 марта 1917 года.

Уже с утра 14 марта по городу распространился слух, что будут освобождать заключенных. К тюрьмам встретить политических заключенных спешили их родственники и знакомые, делегации московских предприятий, просто любопытные.

У Бутырок часам к трем скопилась порядочная толпа. Пришли рабочие авиационного завода «Дуке», табачной фабрики «Ява», кондитерской фабрики «Сиу», кинофабрики братьев Патэ, ближайшего трамвайного депо.

К воротам тюрьмы, непрерывно сигналя, медленно продвигался сквозь толпу грузовик с вооруженными солдатами и рабочими.

Командир в сопровождении нескольких бойцов, соскочивших с грузовика, прошел в тюрьму. Минут тридцать — сорок томительного ожидания, и из проходной показались первые заключенные. Толпа встретила их восторженными криками. Есть мнение, что тюрьму освобождали студенты и женщины, но оно ошибочно.

Последними покидали тюрьму каторжане. Какое-то время ушло на снятие кандалов.

В арестантской одежде, с полупустой котомкой за плечами, изможденный, но сияющий от счастья, шел Феликс Дзержинский. Рядом — товарищ по заключению, коренастый латыш Ян Рудзутак.

Появление каторжан вызвало новый взрыв оваций. Освобожденных несли на руках. Чьи-то руки подхватили и Дзержинского. В следующую минуту он оказался на грузовике. Рабочие, солдаты, студенты и освобожденные политзаключенные стояли в кузове, тесно прижавшись друг к другу. Хорошо, что он у борта. Все будет видеть, и не так душно.

— Куда мы едем? — спросил Феликс Эдмундович стоявшего рядом студента.

— На заседание Московского Совета рабочих депутатов!

Автомобиль медленно пробирался среди ликующей толпы. Проехали Малую Дмитровку, обогнули Страстный монастырь и выехали на Тверскую. Чем ближе к центру, тем гуще становилась толпа. На Скобелевской площади митинг. Дзержинского и его товарищей в тюремной одежде шумно приветствуют. Так польский социал-демократ окунулся в дикую стихию русской революции. Заключенный вышел на свободу, чтобы превратить в тюрьму всю страну. Специалисты утверждают, что люди, бывшие в заключении долгое время, не могут адаптироваться и естественно влиться в жизнь общества. Жизнь Феликса Дзержинского подтверждает это наблюдение.

Феликс Эдмундович произносит короткую, взволнованную речь. Первую речь на свободе после долгих лет тюрьмы. Как много хочется сказать, но машина трогается и медленно пробирается дальше.

И вот уже здание Городской думы, где идет заседание Московского Совета, и Дзержинский, все еще в арестантской одежде, выступает перед депутатами московских фабрик и заводов.

Окончилось заседание. На улице Феликс неожиданно встретил К.

— Вы куда?

— Я с вами, Феликс Эдмундович!

— Ну, нам не по пути. Я иду в Московский комитет большевиков, а вы анархист.

— Да, но вы выиграли пари. Теперь я ваш раб и обязан следовать за своим господином. Я хочу стать большевиком.

— Тогда пошли, — сказал Дзержинский.

В Московском комитете К. заявил о своем разочаровании в анархизме и желании вступить в партию большевиков. И после поручительства Дзержинского был принят.

Поздним вечером, едва держась на ногах от усталости, Феликс остановился в Кривом переулке у дома № 8 и постучал в дверь.

— Войдите, — раздался женский голос.

— Принимаете? — спросил Дзержинский.

В следующий момент он уже обнимал бросившихся к нему сестру и племянницу.

На следующий день Ядвига Эдмундовна принесла брату из Польского комитета помощи беженцам костюм и пальто.

— Теперь я чувствую себя по-настоящему свободным человеком, — говорил Дзержинский, сбрасывая арестантскую одежду на пол и демонстрируя следы от кандалов. Он был готов к претворению в жизнь своих созревших в тюрьме грандиозных фантазий.

Великие события порождают устойчивые мифы. В 1917 г., использовав нерешительность, некомпетентность или бездействие соперников, большевики взялись за дело и с потрясающей легкостью встали во главе русской революции.

Этот дерзкий акт, противопоставленный нерешительности других политиков, положил начало другой легенде о том, что большевистское руководство, в противоположность другим политическим партиям, было сплоченной, однородной, единомыслящей группой. Миф этот, хотя он и не верен, много лет оставался в силе среди исследователей революции.

Хотя само руководство, особенно в моменты бурных внутренних разногласий, не устает повторять, что партия некогда отличалась «единой психологией и единой идеологией», неясно, почему эта легенда так долго существовала. История дооктябрьского большевизма, который сам есть продукт фракционности внутри русского марксизма, или социал-демократического движения, полна бесконечных препирательств по фундаментальным вопросам, особенно между Лениным и его соратниками по руководству. Даже решение взять власть может служить прекрасным примером партийной разобщенности: оно было встречено в штыки многими старейшими ленинскими соратниками, включая виднейших — Григория Зиновьева и Льва Каменева.

В коридоре и аудиториях Петроградского женского медицинского института толпились совсем необычные для его стен люди. Преобладали мужчины — старые и молодые. Грубые рабочие куртки и сапоги перемежались солдатскими шинелями и штатскими пальто.

В вестибюле перед лекционным залом девушки-медички и курсантки-бестужевки регистрировали делегатов, прибывших на VII (Апрельскую) конференцию Российской социал-демократической рабочей партии большевиков.

— Вы, товарищ, от какой организации? — спросила девушка-регистратор.

— От Московской!

Не успел Дзержинский зарегистрироваться, как сразу оказался в объятиях старых товарищей. Тут были его однодел ьцы Иосиф Уншлихт и Софья Пшедецкая, успевшие вернуться из Сибири, соратник по подполью Эдвард Прухняк, Юлиан Лещинский — с ним вместе голодали в Орловской тюрьме — и многие другие.

— Ну, Юзеф, тебя не сразу узнаешь. Остригся наголо, без бороды, — говорил Прухняк.

— Должна сказать, что солдатская шинель, фуражка и сапоги тебе очень к лицу, — вмешалась Пшедецкая, — но откуда они у тебя? Насколько мне известно, ты никогда в армии не служил.

— Дело в том, — отвечал Дзержинский, — что Московский комитет ввел меня в комиссию по восстановлению большевистских организаций в армии и созданию Красной гвардии. Мне приходится часто выступать перед солдатами; вот товарищи и одели меня соответствующе. Переодели, чтобы признали за своего.

Беседу прервал звонок, приглашающий делегатов в зал.

Феликс Дзержинский с напряженным вниманием вслушивался в доклад Ленина о текущем моменте. Владимир Ильич развивал идеи, заложенные им в Апрельских тезисах. Смущал только вопрос о «контроле» Советов за Временным правительством.