Анатолий Иванов - Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы

— Сколько обезображенных трупов я видел в России, даже лошади боялись.

— Мы привыкли тогда к выстрелам и начинали бояться тишины.

— Как бы хотелось, чтобы пережитое в России было только сном.

— Иногда кажется мне, что тихой и мирной жизни в России никогда не было.

И в заключение такое жуткое по краткости резюме девочки 6-го класса:

— Я видела войну, чуму, голод.

Ее подруга пишет так:

— Боже. Как ужасно, что дана такая тема. Приходится рыться в том, что я так старалась забыть. Эти годы убили во мне всю беспечность, всю жизнерадостность. Помню, как, сидя всю ночь напролет за работой, я мечтала о визе как о чем-то невероятном и сказочном.

Один из 5-классников заканчивает свои воспоминания вопросом:

— За что все хотели нас убить в России?

Годы революции.

Революцию хорошо знают все. Не забыли о ней упомянуть и малыши, правда, у одного из них это «революзия». Своеобразно представление о революции у младших:

— В один прекрасный день начались выстрелы.

— Революция — это когда никто не спал.

— Тогда забастовала прислуга.

— Когда весь день все ходили по улицам и, приходя домой, без слов засыпали.

— Когда появились красные ленточки.

— Мне очень понравился Невский с революцией, но нас увели в подвал.

— Я играла с учителем в гостиной, услышала песни — это была революция.

Глухая провинция внушила иные мысли:

— Настоящей революции у нас не было, а только грабеж и обыски.

Начиная с 5-го класса знают больше:

— Революция — это когда папы не было дома, а мама не знала, что ей делать.

Этот факт отмечается постоянно. Да, тогда у детей папы не было. Он был там, где еще гремели пушки, расстилались удушливые газы и неслись по небу стоны раненых. Революция — это прежде всего отсутствие вестей от кормильца семьи, беспокойство оставшихся, сознание одиночества, заброшенности, беспомощности.

Дети пишут:

— Папа все время находился под неприятельскими пулями.

— Тогда начались трудные дни, шалости исчезли, я по ночам молилась за папу.

Рядом полудетским почерком выведено:

— У нас в доме революции не боялись, боялись только одного, что Германия покорит Россию.

Интересен разговор старика крестьянина ночью в степи со своим сыном:

— Отец долго меня расспрашивал, что случилось в городе, а я все говорил. Потом он обернулся: «Ты у меня ученый — что будэ?» А я не знал. Он помолчал да и говорит: «Запомни, сын, добрэ не будэ». Скоро его и убили дезертиры.

Есть еще два отзыва о родителях, тоже покойных:

— Моя покойная мама сразу сказала: много веселятся, а потом будут плакать.

— Мой убитый папа всегда говорил: смотри — красный цвет — кровавый, берегись. Я его слова на всю жизнь запомнил.

Две девочки 5-го класса хорошо помнят вести о революции и так передают свои впечатления:

— Я читала Светлячек в своей уютной детской. На меня бессмысленно таращили глаза фарфоровые куклы, когда пришел папа с кипой газет и сказал: революция. Скоро вырубили мой любимый лес.

— Пришли крестьяне и стали распределять комнаты после нашей смерти. Я каждый день думала, что такое смерть. Это что-то темное, но не страшное, тихое, но беспросветное.

— Я был очень мал и не понимал, что от этого странного, мудреного слова «революция» придется поехать так далеко. Тогда у нас в доме все радовались.

Записи старших классов кратки, но выразительны. Некоторые сообщают об охватившем их близких радостном настроении при первых вестях о перевороте:

— У нас радовались. Мы кричали в гимназии «ура». Наши ученики мечтали о каком-то рае, где все будут блаженствовать.

— Было сперва всем весело. Вначале мы переживали сильные и красивые моменты, но они потускнели и изгладились сейчас из памяти.

Многие отмечают, что скоро наступило разочарование. Часто в тетрадях встречаются фразы:

— Очень скоро стало плохо.

— Началась больная жизнь.

— Скоро нам самим пришлось жить «на ноже».

— Когда мы радовались, то начали почему-то кричать долой нашему старику директору. Он заплакал, и никто не сказал нам, что мы поступили подло и гадко.

— Мне было 14 лет, но скоро я понял, что революция — это такое событие, которое заставляет и маленьких детей своими силами пробивать дорогу в жизнь.

— С первых дней революции и нам, детям, стало тяжело, но я утешалась тем, что в жизни нужно пробовать не только сладкие плоды.

— Я скоро увидел, как рубят людей. Папа сказал мне: «Пойдем, Марк, ты слишком мал, чтобы это видеть».

— Жизнь как-то сразу у нас покачнулась, и все покатилось по наклонной плоскости.

— Мне, 14-летнему тогда мальчику, скоро пришлось столкнуться с действительностью, то есть начать самому размышлять о своем куске хлеба.

— Скоро начала литься русская кровь, мои близкие умирали без стона, без проклятий, без жалоб.

— Я уцелел один из всей семьи.

— Вот более длинная выписка из тетради 6-клас-сницы:

— Я так узнала революцию. В маленький домик бросили бомбу. Я побежала туда. Все осыпалось. В углу лежала женщина. Рядом — ее сын с оторванными ногами. Я сразу сообразила, что нужно делать. Я послала маленького брата за телегой, перевязала раненых, как могла, и увидела рядом большой короб. Открыла. Там была масса маленьких цыплят. Боже, что это за прелесть! Я успела их погладить и всех перецеловала.

Эта же девочка так резюмирует свои переживания в первый год революции:

— Самое ужасное в революции — раненые. Их никогда не кормили. Приходилось нам, детям, собирать им деньги на хлеб.

Тяжелые воспоминания остались у детей и от школьной жизни в эти годы:

— Я учился мало, все ездил за картофелем в село за 46 верст.

— В школу ходил без толку, служил. Учиться приходилось дома, рано при лучине.

— Придешь в училище, тебе говорят: нет дров, уходи.

— У нас ученики партами топили печь.

— Старшие выгнали учителя с вечера, учиться не хотели, на уроках говорили о продовольствии.

— У нас часто приходили красноармейцы разговаривать с барышнями-буржуйками.

— Учения никакого не было.

— Было много грязи, и не было никакого порядка.

— Редкий день в школе проходил без крупных потасовок.

— Один наш ученик подставил ногу бывшему директору, тот упал, его не наказали, это меня очень удивило.

— С уроков у нас можно было уходить сколько угодно.

— Наш старый директор мыл в новой школе полы.

— Старик математик пас коров, а нас учили какие-то дураки.

— Об учении никто не думал. Часто во время уроков приходили и кричали: «На заседание!» Я был делегатом. Председателем у нас был новоиспеченный коммунист, ученик 8-го класса. Он непрерывно звонил, кричал «товарищи» и теребил свою морскую фуражку. Его никто не слушал. Часто дело доходило до драки. Тогда часть делегатов за буйство выгоняли, а они ломились в дверь…