Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

После выхода из Кабинета Тодзё я не занимал никаких официальных постов, если не считать места в Палате пэров, и до апреля 1945 года, когда я стал членом Кабинета Судзуки, в основном проводил время в сельской тиши Каруидзава. В этот период я несколько раз навещал свою престарелую мать на родине в Кагосима, а в конце 1944 года вновь наведался туда, чтобы оплакать ее кончину. Но так как из-за усиления воздушных налетов и нехватки продовольствия поездки становились Все более затруднительными, мне, в конце концов, пришлось делить свое время только между Токио и Каруидзава.

Став обычным частным гражданином, я, тем не менее, с неизменным интересом следил за ходом войны. Высадка американцев на Гвадалканале в августе 1942 года знаменовала собой начало их первой наступательной операции. В то время, убедившись в правоте своих частых рекомендаций о необходимости укреплять боевую мощь Японии, я вновь и вновь повторял свои аргументы Тодзё, на которые он обращал мало внимания. Высшее командование, по всей видимости, рассудило, что с вторжением на Гвадалканал можно легко покончить, но наши операции неизменно проваливались одна за другой, и 31 декабря было принято решение оставить остров. Дальнейшая хроника военных действий представляла собой сплошную череду наших отступлений. Причины их были достаточно просты. Именно из-за того, что военное командование недооценило противника, Япония в сражении у Мидуэя в июне 1942 года потеряла четыре из шести крупных авианосцев и большое число опытных летчиков. Именно из-за того, что военное командование считало само собой разумеющейся возможность заполучить достаточное количество транспортов, оно раскидало сухопутные силы по многим отдаленным островам за пределами нашей зоны притяжения, т.е. по периметру, явившемуся результатом многолетних стратегических штудий и представленному нам перед началом войны. Но противник не только в максимальной степени использовал достижения научного прогресса в сфере авиации, радиолокации, определения подводными лодками дистанции по звуковому методу и других областях, но и научно спланировал свое продвижение, медленно, но верно одерживая верх в столкновениях с нашими силами. Причину неудач с японской стороны я видел в том, что все рода наших войск, опьяненные первым успехом на Гавайях, полагались на безудержно безрассудные рывки, главную роль в которых играла просто личная храбрость.

После сентября 1942 года я не имел возможности получать официальные доклады о ходе войны или о нашей боевой мощи и не мог знать конкретных фактов во всех их подробностях, если не считать доступа к цифрам о потерях судов. Еще до начала военных действий, участвуя в работе Совета по межведомственным связям, я тщательно изучал проблему судоходства и, в конце концов, пришел к выводу, что ключом к победе в современной войне окажется, скорее, не количество мобилизованных солдат, а тоннаж транспортных судов. Именно поэтому я внимательно следил за данными о наших потерях. До сентября 1942 года эти данные, в общем-то, соответствовали изначальным оценкам военного командования, но с октября потери стали нарастать, опровергая прежние предположения об их сокращении. Этот факт вызывал у меня серьезную озабоченность, и летом 1943 года мне представился случай на каком-то приеме обратить на него внимание начальника Штаба ВМФ Нагано. Значительно позднее в Каруидзава принц Коноэ рассказал мне, что на обратном пути из Нагоя, куда он ездил осенью 1944 года на похороны Ван Цзинвэя, у него состоялся разговор с Тодзё, и, по мнению премьера, причина неудовлетворительного для Японии хода войны коренилась в прекращении поставок с юга, в надежности которых он, Тодзё, в начале войны был уверен.

Я не мог понять, почему Тодзё, имея доступ к статистике потерь судов, понесенных нами с конца 1942 года, по-прежнему, считал обеспеченным доступ к ресурсам юга. Как бы там ни было, в течение всего 1943 года боевые действия шли в основном в районах вокруг Рабаула, контрнаступление противника развивалось не слишком высокими темпами, и предполагалось, что американцам понадобятся годы для того, чтобы своими прыжками "от острова к острову" приблизиться к территории собственно Японии. Мало того, что широкая общественность, по-прежнему, испытывала оптимизм в отношении войны, но и правительство не прилагало никаких серьезных усилий для укрепления боевой мощи Японии или обновления ее международных отношений.

В европейской войне наш союзник, Германия, по всей видимости, выпустила инициативу из своих рук. Фельдмаршал Роммель сперва одержал в Африке такие победы, что он, казалось, вот-вот оккупирует Каир и выйдет к стратегически важному Суэцкому каналу, но с высадкой Эйзенхауэра в Марокко и Алжире в ноябре 1942 года перспективы дальнейших операций Роммеля стали весьма туманными. Что же касается русско-немецкой войны, то, как я отмечал ранее, японское правительство в июне 1942 года отклонило просьбу Германии о вступлении в войну против России, и примерно в то время я начал подготовку к заключению мира между воюющими сторонами. Однако за день до моей отставки германские войска пробились к Сталинграду. Они следовали стратегии Гитлера, которая состояла в том, чтобы вместо повторения провалившегося годом раньше наступления на Москву на севере взять Сталинград, продвинуться в южном направлении на Кавказ, захватить нефтяные промыслы Баку и выйти к Персидскому заливу, открыв таким образом путь к соединению с японскими силами (как сообщалось, японский военно-морской атташе в Берлине попросил немцев о таком соединении). Однако Советская армия упорно защищала Сталинград от захватчиков, и, в конце концов, 31 января 1943 года четвертьмиллионная германская армия под командованием фельдмаршала Паулюса была ликвидирована как боевая единица, что явилось предтечей общего разгрома немецких сил.

После того как в мае 1942 года на заседании Совета по межведомственным связям предложение о посредничестве с целью заключения мира между Германией и СССР было отвергнуто. я считал, что нам следует склонить Гитлера к заключению мира до того, как станет очевидным успех или провал второго наступления, а затем предложить мир и Москве. Сдавая дела новому министру иностранных дел Тодзё, я обстоятельно изложил ему эту идею, а в течение зимы 1942-1943 годов часто говорил об этом с сотрудниками МИДа. Однако ничего не было сделано. Я много говорил о том, что глупо терять наилучшую возможность изменить общее соотношение сил на войне, но, поскольку решение этой задачи требовало исключительно серьезного к себе отношения, поскольку подходить к ней как к ординарному делу было нельзя (ведь результаты во многом зависели от того, кто именно занимался этой проблемой), оставалось лишь с сожалением констатировать, что соответствующие официальные лица ничего не предпринимали и, следовательно, из этой идеи ничего не вышло. Неудача была тем более достойна сожаления и осуждения, что, как я узнал впоследствии, после сталинградского поражения, когда Гитлер был полностью деморализован и даже не хотел продолжать войну, наш военный атташе превзошел самого себя, чтобы подбодрить его. Отступление германских сил продолжалось и достигло наибольшего размаха в сентябре, когда немцы оставили Брянскую область в центральной части европейской России. Тем временем очевидным стал надвигающийся крах Италии. 10 июля американские силы высадились на Сицилии, и их вторжение на полуостров стало неминуемым. 25 июля Великий фашистский совет постановил лишить Муссолини занимаемых постов, а 3 сентября, когда силы союзников высадились в Италии, новый глава правительства маршал Бадольо сдался командующему союзными войсками.