Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

Я напомнил присутствующим, что идея установления формы государственного устройства свободным волеизъявлением народа содержится в Атлантической хартии, идеи которой нашли полное отражение в Потсдамской декларации. Но именно положение, согласно которому форма государственного устройства Японии должна быть определена самими японцами, выбивает почву из-под любых предположений о неизбежности вмешательства извне. Во всех случаях, даже если союзные державы намереваются вынести вопрос на референдум, невозможно даже предположить, что абсолютно лояльное большинство нашего народа не захочет сохранить традиционную японскую систему. С другой стороны, имеются веские основания полагать, что в среде союзников имеют хождение резко отрицательные взгляды на японскую императорскую систему, но лидерам США и Англии, как свидетельствует ответ Бирнса, удалось в определенной степени удержать их в приемлемых рамках. Если мы сейчас потребуем пересмотра формулировок ответа, мы, как это произошло в случае с пактом Келлога - Бриана, ничего не добьемся, а если мы будем настаивать на дальнейшем обсуждении вопроса, то вполне возможно, что у союзников возобладает более жесткий подход, что выльется в требование ликвидировать императорский дом. В этом случае нам придется смириться с полным разрывом переговоров. Но, заключил я, коль скоро решение совещания у императора от 9 августа содержало признание того факта, что продолжение войны невыносимо, даже если и не невозможно, то, несмотря на любые риски, переговоры о капитуляции должны быть завершены на данной стадии.

Отвечая на мое длинное выступление, военный министр Анами выразил разочарованность двумя пунктами в ответе союзников: его не устраивали подчинение императора власти Верховного командующего и определение окончательной формы государственного устройства Японии свободным волеизъявлением народа. Его поддержали еще два-три члена Кабинета, которые высказались в том плане, что государственное устройство Японии существует со времен богов и не должно определяться волей народа, а также что у нас нет иного выбора кроме продолжения борьбы, ибо солдаты императора не вынесут насильственного разоружения. Я выступил против всех подобных суждений. Мою позицию разделил и министр военно-морского флота. Затем неожиданно последовало обескураживающее заявление премьера: если нам будут навязывать разоружение, продолжение войны будет неизбежным. Чтобы обойти трудности, к которым неминуемо привела бы эта новая постановка вопроса, я решил, что лучше всего прекратить заседание Кабинета и заявил: "Поскольку официальный ответ союзников еще не поступил, целесообразнее всего продолжить дискуссию после его получения”. И заседание было отложено до следующего дня.

Я немедленно прошел в кабинет премьера и укорил его, сказав, что не время поднимать вопрос о разоружении и что бесконечные словесные перепалки по поводу ультиматума противника совершенно бесполезны. Если мы не собираемся стать пассивными свидетелями провала мирных переговоров, подчеркнул я, нам остается лишь принять ответ противника в его нынешнем виде. Как известно самому премьеру, император не желает продолжения войны, и помимо того, что мнение императора как Верховного главнокомандующего, само собой разумеется, должно возобладать над остальными, на карту поставлен вопрос о существовании императорского дома. Я предупредил адмирала, что, если мнения премьера и Кабинета будут склоняться в пользу продолжения войны, то мне придется доложить императору свое особое мнение в индивидуальном порядке.

Затем я проинформировал о возникших осложнениях лорда-хранителя печати Кидо, но он заверил меня, что даже без нашего повторного доклада император, несомненно, намеревается принять ответ союзников без дальнейших обсуждений. Кидо вызвался сам поговорить с премьером и вечером сообщил мне по телефону, что после их беседы адмирал Судзуки все понял.

13 августа в 8.30 утра в официальной резиденции премьера собрались члены Высшего совета. Военные вновь стали настаивать на неприемлемости пунктов 2 и 5 в ответе Бирнса, на необходимости внести в них поправки, а также выдвинуть дополнительные предложения относительно оккупации “гарантии ради” и разоружения. Я вступил с ними в спор, повторив доводы, высказанные накануне на заседании Кабинета, и добавил, что предложение о новых требованиях абсурдно, так как на последнем совещании у императора его величество уже выразил желание отказаться от них. Меня поддержали премьер и министр военно-морского флота, но тем не менее дискуссия затянулась на несколько часов. Когда же в ходе обсуждения вновь встал вопрос о возможном продолжении войны, военный министр Анами и начальник штаба Умэдзу ограничились утверждением, что в случае разрыва переговоров мы можем провести еще одно сражение, но они не могут обещать окончательной победы. По завершении заседания я получил очередную аудиенцию, где доложил об официальном получении ответа союзников. Выслушав мой подробный рассказ о событиях прошедших суток, император сказал, что одобряет мое мнение, о чем мне следует сообщить премьеру.

В 4 часа дня Кабинет продолжил заседание, прерванное накануне. В тот период на заседаниях и Кабинета, и Высшего совета всегда присутствовал военный министр Анами — мой главный оппонент. Наши споры часто меня утомляли и вызывали досаду, но в той напряженной обстановке личные чувства не должны были вредить исключительно искреннему обсуждению проблем, которые поглощали нас целиком и полностью, и до самого конца ничто не омрачало моих личных отношений с генералом Анами.

Недовольство в рядах армии нарастало. С 12 августа стали поступать частые сообщения о планах совершения государственного переворота — например, путем захвата императора и его изоляции от Кабинета министров. Положение становилось весьма тревожным. Полицейская охрана моего дома резко усилилась. Я сознавал, что на военного министра известным образом влияют действия молодых армейских офицеров, которые несли ответственность за создание указанного положения. И на заседаниях Кабинета, и в других местах он то и дело разглагольствовал о необходимости и дальше торговаться об условиях капитуляции, поскольку, по его словам, мы можем провести еще одно сражение. В таких случаях я каждый раз с не меньшей решимостью выступал в пользу немедленного принятия Потсдамской декларации. То ли 12, то ли 13 августа военный министр попытался склонить на свою сторону премьера Судзуки, барона Хиранума и лорда-хранителя печати Кидо, но я блокировал его усилия с помощью постоянных контактов с премьером и бесед с Кидо, которые я имел всякий раз до и после своих частых аудиенций у императора.