Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

На рассвете 9 августа радиослужба МИД по телефону информировала меня о том, что СССР объявил о начале войны против Японии и о крупномасштабном вторжении его войск в Маньчжурию. (Во время встречи с наркомом Молотовым в 23.00 по токийскому времени 8 августа посла Сато уведомили об объявлении войны. Несмотря на заверения русских о беспрепятственной передаче телеграммы посла с докладом об этой беседе и, соответственно, об объявлении войны, она так и не дошла до Токио). Рано утром я нанес визит премьеру и сообщил ему о нападении СССР. Я вновь указал, что войну следует прекратить немедленно, и адмирал Судзуки со мной согласился. Было решено, что присутствовавший на встрече шеф-секретарь Кабинета Сакомидзу созовет членов Высшего совета на срочное совещание. По пути в МИД я заехал в министерство военно-морского флота и повторил адмиралу Ёнаи свой доклад премьеру. В министерстве я встретил принца Такамацу [134] Принц Такамацу (1905-1987), один из младших братьев императора, был контр-адмиралом и в то время служил в генеральном штабе ВМФ. и объяснил ему, почему мы должны без дальнейших проволочек принять Потсдамскую декларацию.

Члены Высшего совета собрались в 11 часов утра. Открывая дебаты, я сказал, что война принимает для нас все более безнадежный характер. Ныне, когда она стала бесперспективной, необходимо незамедлительно заключить мир. Поэтому, отметил я, мы должны принять Потсдамскую декларацию, а условия ее признания должны быть ограничены только жизненно важными для Японии. Все члены Высшего совета уже сознавали трудности, связанные с продолжением войны. Теперь, после атомной бомбардировки и вступления русских в войну против Японии, никто в принципе не возражал против принятия Декларации. Никто не оспаривал и то, что мы должны настаивать на сохранении национальной государственности как на непременном условии принятия Потсдамской декларации.

Однако военные представители выдвинули дополнительные условия, настаивая, в частности, чтобы, по возможности, избежать оккупации Японии, а в случае ее неизбежности, свести ее к минимальным масштабам с исключением таких пунктов, как Токио; чтобы мы сами отвечали за проведение разоружения и чтобы делами военных преступников занималась Япония. Я возразил, отметив, что в свете занятой в последнее время позиции Англии, Америки, России и Китая приходилось очень и очень опасаться, что любое наше предложение, содержащее какое-то число условий, будет отвергнуто и все усилия, направленные на заключение мира, окажутся под угрозой провала. Следовательно, если только военное командование не видит перспектив победы в войне, любые наши предложения должны ограничиваться минимумом действительно жизненно необходимых условий. В то время, как остальные могут быть выдвинуты в качестве пожеланий, единственным условием, на котором нам следует настаивать, является неприкосновенность императорского дома. Затем я спросил, есть ли у военного командования какая-либо надежда на победу, если переговоры об условиях мира начнутся и закончатся неудачей.

Военный министр ответил, что, хотя он не может гарантировать полную победу, Япония тем не менее может выдержать еще одно сражение. Я же настойчиво требовал ответа на вопрос, могут ли военные с полной определенностью гарантировать, что не допустят высадки противника на территории собственно Японии. По словам начальника штаба армии, при благополучном развитии событий мы сможем сбросить противника в море, хотя на войне и нельзя быть уверенным в том, что все пойдет хорошо. Но даже если допустить, сказал он, что какая-то часть вражеских сил сумеет захватить плацдарм, в нашей способности нанести им тяжелые потери можно не сомневаться. Я заявил, что это ничего не даст: судя по разъяснениям военных, по крайней мере, какая-то часть нападающих, даже понеся серьезные потери, все же сможет высадиться на нашей территории. И в то время, как очевидно, после не слишком успешной первой атаки последует новый удар противника, нам придется, отбивая первую атаку, пожертвовать большинством остающихся самолетов и других важных видов вооружения и боеприпасов. При отсутствии возможности быстро пополнить запасы оружия наши позиции после первых десантных операций противника (даже если оставить в стороне угрозу атомной бомбы) будут совершенно беззащитными. Мой вывод сводился к тому, что у нас не было иной альтернативы, кроме немедленного прекращения войны, и поэтому мы должны попытаться заключить мир путем сведения наших контртребований к предельному минимуму.

Дискуссия приняла довольно бурный характер, но решение все не приходило. Между тем время приближалось к часу дня и к назначенному заседанию Кабинета. Премьер сказал, что вопрос, бывший предметом обсуждения, следует вынести и на рассмотрение Кабинета, и члены Высшего совета разошлись, так и не согласовав наших дальнейших действий.

Кабинет собрался в 2 часа. Перед началом заседания я сказал премьеру Судзуки, что Кабинет также вряд ли придет к единому мнению, и в этом случае останется единственный выход: обратиться за решением к императору, но еще до этого шага премьеру необходимо позаботиться о том, чтобы Кабинет не был парализован, к примеру, отставкой военного министра. Также перед началом заседания ко мне подошел заместитель министра иностранных дел Мацумото и сообщил, что и в МИДе превалирует мнение о нежелательности выдвижения с нашей стороны многочисленных условий.

На заседании Кабинета я вновь подробно доложил о ходе переговоров с СССР, об атомной бомбардировке и о нападении на нас Советского Союза. Разногласия членов Кабинета были теми же самыми, — следует ли нам принять Потсдамскую декларацию лишь с одним непременным условием или добавить другие, предложенные военным министром условия относительно оккупации, разоружения и военных преступников. Министр военно-морского флота встал на мою сторону, заявив, что в случае продолжения войны нам нечего тешить себя какими бы то ни было надеждами. Последовали возражения военного министра, упиравшего на то, что, если дело дойдет до решающей битвы на японской территории, мы сможем, по крайней мере, в течение какого-то времени отбиваться от противника, а затем как-нибудь и “вырвать жизнь из когтей смерти” даже при отсутствии уверенности в победе. В ответ я заметил, что, согласно мнению верховного командования, высказанному на утреннем заседании членов Совета, перспективы сброса противника в море отнюдь не выглядят радужными, и даже если нам удастся сильно потрепать его во время высадки, в конечном итоге, наше положение по сравнению с теперешним значительно ухудшится. Казалось, дискуссии не будет конца. Заседание длилось уже много часов, настал поздний вечер. Премьер попросил членов Кабинета изложить свои выводы. Некоторые говорили уклончиво, некоторые согласились с мнением армейского командования, но большинство выступило в мою поддержку.