Хелен Творков - Навстречу миру [litres]

Эти пять элементов существуют с безначальных времен и возникают из исходного основания пустотности. Из них состоит вся материя, включая и нас самих. Знание об элементах обеспечивает фундаментальную связь с каждой формой жизни во всей Вселенной. Мы все живем в одном взаимозависимом поле естественных сил, которые управляют материей, и утешением нам может служить понимание того, что, когда мы умрем, течение наших мимолетных жизней завершит полный круг, вернувшись к состоящему из элементов началу.

Элемент земли относится к плоти и костям, самым плотным частям нашего тела. Когда мы умираем, он растворяется в элементе воды. Силы покидают нас, и мы часто испытываем чувство падения или погружения.

Элемент воды относится к жидкостям тела. Когда в процессе умирания он растворяется в элементе огня, нам кажется, что мы парим и испытываем жажду. Тело иссыхает, ток крови замедляется, пока не останавливается полностью, губы становятся запекшимися, кожа высыхает, слизь сгущается.

Когда элемент огня растворяется в воздухе, мы не можем удержать тепло. Конечности холодеют, хотя сердце остается теплым, и может казаться, что оно горит.

Воздух, который мы вдыхаем, или ветер, поддерживает все в движении. Когда элемент воздуха растворяется, дыхание становится затрудненным.

Пространство – это основа всех явлений, включая наши тела. Без пространства другие элементы не могут существовать.

Мой ум обратился к этим учениям, которые описывают, как подготовиться к смерти и что происходит с телом и умом, когда мы умираем. Но моя мотивация не была достаточно сильной, чтобы сосредоточиться на конкретных наставлениях. Они приходили и уходили, как прилив. Я все еще считал, что инфекция пройдет сама собой, как огонь, который свирепствует, пока не исчерпает себя, и что в любой момент сила спазмов уменьшится. Как и все мои знакомые, я много раз страдал в Индии от кишечной инфекции и точно знал, что они не смертельны. Но никогда прежде я не питался объедками. Я принимал здоровую пищу как должное. Когда я изучал нищих в Бодхгае, я считал, что они выглядят слабыми и изможденными из-за недостатка пищи. Я не понимал, что их тела, должно быть, также страдают от испорченной еды. Мне казалось, что в своих пищевых привычках они приспособились к ситуации, подобно животным, которые живут в лесу и ограничены в выборе. Я не понимал, что их пища, какой бы скудной она ни была, сама по себе может пагубно сказываться на состоянии их тел. Теперь я видел, что они столь же уязвимы, как и я, и что страдание их тела, должно быть, мучительно. Я все еще не осознавал, что теряю больше воды, чем пью, и что у меня начинается серьезное обезвоживание.

У меня был очень близкий друг, практически брат, монах из Шераб Линга, которого я встретил, когда мне было одиннадцать лет. Два года спустя мы вместе ушли в трехлетний ретрит. Мы оба были хорошими учениками, и он был моим помощником, когда я стал ретритным мастером в следующем затворничестве. Однажды, когда я путешествовал по Европе, он позвонил мне из Индии и сказал, что у него рак желудка: «У меня последняя стадия, и я не могу есть».

Я спросил его: «Как ты себя чувствуешь?»

«У меня нет сожалений, – ответил он. – Всю жизнь я медитировал на непостоянстве и тренировался в бардо. Я готов, так что не волнуйся за меня. Но, пожалуйста, молись за мое тело».

Несмотря на то что мой друг не боялся физической смерти, его постижение не вышло за пределы тела. Он еще не умер в бардо этой жизни. Пока мы используем концептуальный ум, чтобы отождествляться со своим телом из плоти и крови, и используем органы чувства, чтобы воспринимать относительную реальность, мы будем испытывать физическую боль. В случае с моим отцом все было совсем по-другому.

За несколько лет до своего ухода он сильно заболел, и в общине пошли слухи, что Тулку Ургьен близок к смерти. Среди его учеников были и западные врачи, и тибетские, и они собрались в его маленькой комнате в Наги Гомпе, чтобы обсудить лечение. Снаружи было холодно, внутри тоже – никакого отопления, а бетонные стены наполняли комнату отца сыростью и холодом. Кроме того, вода также была не очень хорошего качества, что, возможно, ухудшало его состояние. Один из моих старших братьев приехал навестить отца и уговаривал его переехать в более благоприятный климат, например в Таиланд или Малайзию. Но отец отказался. Он сказал: «Выглядит так, что я болен, но на самом деле больше нет никакого концептуального тела. Я чувствую себя отлично. Чтобы ни случилось – пришло ли время уйти или нет, – все в порядке. Я не страдаю».

Распознавание сияющей пустотности – это переживание смерти до того, как мы умрем, это умирание в бардо этой жизни. Когда это происходит, тело из плоти и крови больше не работает как фильтр или якорь для ума. Хотя для стороннего наблюдателя оно будет выглядеть обычно, для просветленного ума оно станет так называемым иллюзорным телом. Оно больше не реально в общепринятом смысле, но существует – для пробужденного ума – больше как отражение, как голограмма. В этом состоянии тот, кто пробудился к собственной бессмертной пустотности, будет переживать умирание не как конец всего, а лишь как переход.

Тренироваться в бардо значит знакомиться с процессом постоянного умирания. Я тренировался, но и близко не подошел к уровню своего отца и не вышел за пределы понимания своего друга-монаха. Я предполагал, мой друг имел в виду, что во время этой жизни – в бардо этой жизни – он познакомился со всеобъемлющим умом осознавания – умом, который не рождался и не может умереть, – а также обрел уверенность в том, что этот ум не исчезнет после смерти. Нас знакомили с этим воззрением во время нашего классического обучения. Но он еще не познал иллюзорное тело, в отличие от моего отца, и воспринимал свое тело концептуальным умом.

Когда мы принимаем тот факт, что умираем каждый день и что жизнь неотделима от смерти, тогда учения по бардо становятся для нас путеводителем по этой жизни. Каждая стадия служит бесценным руководством по тому, как проживать каждый день. Ничто в текстах по бардо не относится исключительно к физической смерти. Каждая трансформация на каждой стадии уже происходила много раз в этой жизни; применяя цикл бардо к нашей повседневной жизни, мы увидим, что все наши усилия пробудиться связаны с переменами, непостоянством, смертью и перерождением – главными ориентирами на карте бардо.

Медитация в рамках монастырской программы образования не была представлена как тренировка в бардо. То же относится и к упражнениям в непостоянстве и смерти, и к медитации на любящей доброте и сострадании. Но как только я изучил тексты по бардо, то понял, что вся моя тренировка была погружением в мудрость бардо. Например, главное наставление для бардо этой жизни – узнать свой ум, и самый эффективный способ достигнуть этого – медитация. Многие люди сегодня практикуют медитацию, никак не связывая ее с бардо. Но когда мы осваиваемся в воззрении бардо, мы инстинктивно воспринимаем медитацию как еще одно ежедневное переживание смерти. Преображение, которое происходит, когда мы позволяем концептуальному уму раствориться, а осознаванию проявиться, требует смерти цепляющегося ума. В формальной последовательности учений бардо смерти следует за бардо этой жизни. Но во многом оно, так же как и бардо становления, и есть бардо этой жизни.