Михаил Антонов - Провидец Энгельгардт

Читателю предоставляется возможность согласиться или не согласиться с выводом главы «Приходское духовенство» из книги Церковно-Научного Центра «Православная Энциклопедия»:

«Именно благодаря приходскому духовенству и несмотря на его труднейшие материальные условия – под двойным гнётом иерархии и государственной власти, Церкви синодального периода удалось сохранить главное назначение – своё пастырское служение. Положение приходского духовенства оказалось гораздо тяжелее, чем иерархии и монашества, и тем не менее именно на его плечах в эпоху государственной церковности лежало бремя ответственности за духовное служение Церкви. Влачащий скудное существование, малообразованный, угнетённый сельский священник принял на себя это бремя смиренно, как свой естественный долг, и с молчаливой кротостью нёс его в течение всего синодального периода. И если духовное окормление народа было далеко от совершенства, то виной тому был не он, а система, жёсткие рамки которой ограничивали его деятельность. По сути дела, русский народ именно сельскому священнику обязан тем запасом положительной духовной силы, который был сохранён благодаря крепкой традиции и вопреки всем разлагающим влияниям».

Вернусь к вопросу о соотношении веры и религии, поставленному священником Александром Борисовым в его книге «Побелевшие нивы. Размышления о Русской Православной Церкви» (М., 1994), уже применительно к сельскому духовенству. Как ни странно, о его вере и религиозности можно сказать то же, что в конце предыдущей главы говорилось о вере и религиозности крестьянства.

Но, в каких бы мрачных красках ни рисовалась нам картина духовного просвещения и состояния сельского духовенства в синодальный период, раньше она часто была ещё менее отрадной. Если начать рассмотрение этих проблем с самого начала, то придётся смириться с тем, что с принятием христианства Киевской Русью от Византии в Киев прибыл греческий митрополит с сонмом священников, и первое время богослужение у нас совершалось по-гречески. Не было ещё славянских текстов ни чина литургии и всенощного бдения, ни даже Евангелия. Кое-что можно было позаимствовать у моравов и болгар, для которых Кирилл и Мефодий создали славянскую азбуку. Братья перевели на славянский язык, кроме Евангелия, и другие богослужебные книги («Избранный апостол», «Псалтырь» и отдельные места из «Церковных служб»). На Западе славянские богослужения и грамота не устояли, но были утверждены в Болгарии, откуда распространялись с 9 века в Россию, Сербию и другие страны. Но это распространение шло не быстро, так что на Руси первоначально богослужение совершалось ещё долго по-гречески.

Народ приводили на богослужение, но он ничего в нём не понимал. Впрочем, такое же положение существовало и в Западной Европе. Ни немцы, ни французы, ни англосаксы, за исключением узкой прослойки интеллектуалов, богослужения, совершавшегося на латыни, не понимали. Вообще-то на Руси были люди, которые могли бы говорить на греческом, но это были преимущественно торговцы, владевшие разговорным языком и могущие объясняться на бытовые темы. Но во всей стране вряд ли нашлось бы, больше чем десяток-другой человек, которые владели бы греческим языком, употреблявшимся в философских и богословских трудах.

Как писал профессор, протоиерей Василий Зеньковский в «Истории русской философии», «тот факт, что христианство появилось на Руси тогда, когда в Византии уже закончилась эпоха догматических движений, объясняет нам, отчего русское религиозною сознание воспринимало христианскую доктрину, как нечто завершённое и не подлежащее анализу».

То есть Русь приняла христианство от Византии, когда в империи уже отгремели яростные споры на философские и богословские темы. О том, что ведение споров было для греков своего рода «умственным спортом», говорилось ещё в «Деяниях апостолов». Но порой предметами спора становились основополагающие догматы Православной Церкви, а, следовательно, и жизни государства, потому что официально считалось, что империя строилась на принципе «симфонии» Церкви и Государства. И тогда дело доходило почти до гражданской войны. Одно время к власти пришёл император-иконоборец, и по всей империи началось истребление икон как проявления язычества: ведь в Библии сказано, что Бога никто никогда не видел, и потому его изображение в каком бы то ни было виде запрещалось, (на этом основании иудеи до сих пор не допускают никаких изображений Бога, а мусульманам запрещено изображать людей и животных, и у них изобразительное искусство развивалось в жанре орнамента для украшения книг и в ткачестве ковров, хотя мечети строились искусными архитекторами и богато украшались). А те, кто по-прежнему почитали иконы, подвергались жестоким преследованиям многие из них пополнили сонм мучеников за веру. Ересь иконоборцев удалось победить, когда было чётко сформулировано положение, что Бога никто никогда не видел до выхода на проповедь Господа и Бога нашего Иисуса Христа, Который есть совершенный Бог и совершенный Человек, Его видели и с ним общались тысячи людей, и Он Сам оставил Своё изображение в образе Спаса Нерукотворного. День победы над иконоборцами до сих пор празднуется в Церкви как Торжество Православия.

Ничего этого русская Церковь (первоначально, в течение нескольких веков остававшаяся лишь митрополией византийской Церкви) тогда не знала. Она приняла византийские догматы как истину в последней инстанции, не стремясь осмыслить их как-то по-своему. Позднее и на Руси появятся сомневающиеся в истинности церковных догматов и последователи иконоборцев (ереси стригольников и «жидовствующих»), но это были течения, занесённые с Запада. Борьба с этими ересями была ожесточённой, но недолгой, и завершилась победой традиционного Православия.

Не было сначала в русской Церкви и русских епископов, которые имели бы право посвящать в сан священников из русских. И всё же греческий язык не стал богослужебным языком Русской Церкви.

Население Киевской Руси довольно быстро выделило прослойку весьма образованных людей, которые могли одолеть греческую премудрость, появились выдающиеся писатели и ораторы, прозвучало и гениальное «Слово о Законе и Благодати» первого из русских митрополита Илариона. Но и эти достижения оставались достоянием узкого круга посвящённых, сосредоточенных в больших городах, каких на Руси было не более десятка. Вне городов христианство распространялось медленнее, нередки при упорном сопротивлении языческих волхвов. Хотя в средневековье грамотность на Руси среди простонародья была распространена шире, чем в Западной Европе, всё же богослужение ещё долго было ему мало понятно, и многочисленные надписи отнюдь не богословского содержания на стенах храмов (в том числе Софии Киевской и Софии Новгородской), скорее всего, делались прихожанами от скуки.