Иван Франтишев - Слава героям

Приехав в Ленинград заместителем командующего фронтом, Говоров недолго пробыл на вторых ролях. Летом он становится во главе обороны Ленинграда, готовит войска к решительным боям за освобождение невской твердыни.

Выше среднего роста, сухощавый, всегда подтянутый, Леонид Александрович сразу производил впечатление человека очень собранного, знающего цену времени, словом и делом.

Лицо бледное, темные, с проседью волосы, круто очерченные брови и коротко подстриженные усы. Взгляд серых глаз кажется не очень-то приветливым.

Никогда не забыть мне первой встречи с Говоровым. В то время я был начальником Инженерного управления. Вызванный к Говорову, я в довольно мрачных тонах докладывал ему об инженерных делах фронта. Не было ни оснований, ни права сглаживать углы. Инженерные и понтонные части в прошлых боях понесли огромные потери и в людях, и в материальной части. Голодающее население с декабря освободили от оборонных работ. Минные поля и траншеи размыло во время распутицы. Оборонительные сооружения, по существу, приходилось строить снова…

Говоров сидел, положив локти на стол, и изредка посматривал на меня исподлобья. Он слушал молча, не перебивая вопросами, а затем вдруг процедил словно про себя:

— Похоже, что бездельников еще много в войсках…

И снова замолчал, будто ожидая продолжения доклада.

От такой реплики, обидной и незаслуженной, меня словно взорвало. Я резко ответил, что он, только что прибывший в Ленинград, не знает, что тут происходило, не знает, что люди в окопах не в силах бревно поднять… Я говорил что-то еще, зло и запальчиво.

Командующий слушал не перебивая, потом встал и ровным, спокойным тоном сказал:

— Нервы у вас, полковник, не в порядке. Пойдите-ка успокойтесь и приходите через полчаса. Разговор предстоит большой, а работы у нас с вами впереди еще больше.

Ровно через тридцать минут он вызвал меня и три часа скрупулезно изучал по карте инженерную оборону Ленинграда и ход прошлых боевых действий. Изредка делал пометки в общей тетради с жестким переплетом и посматривал на лежавшие на столе часы.

После первой же беседы я понял, что внешняя угрюмость и неразговорчивость Говорова далеко не основные черты его характера. Тогда мы еще не знали, что словцо о бездельниках «прилипло» к Леониду Александровичу еще с юношеских лет, когда он репетировал ленивых учеников, и выскакивало у него непроизвольно в минуты раздражения. Признался он нам в этом в конце войны, когда мы полушутя напомнили ему, что «буркал» он иногда зря.

Начальник разведотдела штаба комбриг Петр Петрович Евстигнеев, представлявший подробные сводки о противнике, на третий день по прибытии Говорова в Ленинград удивился его памяти:

— Мгновенно замечает, когда докладываешь, малейшее изменение на фронте. Когда он успел запомнить сразу номера полков противника по всему кольцу блокады? Чуть что, немедленно спросит: куда и когда ушел полк или даже батальон врага, чем может быть вызвано перемещение?

С большой тщательностью Говоров изучал вражескую огневую систему, особенно расположение осадных орудий, а также и организацию нашего огня.

Впрочем, каждому из работников штаба фронта казалось, что новый командующий придает особое значение именно его области работы. Почти ежедневно он выезжал на какой-нибудь участок. Вскоре после одного из осмотров он принял решение о создании разветвленной траншейной системы. Работы по прокладке в осажденный город бензопровода по дну Ладожского озера, которые начались по предложению инженеров-водолазов, тоже находились под непрерывным контролем, командующего и членов Военного совета.

Что греха таить, в событиях сорок первого года, в урагане начального периода войны деятельность штаба фронта частенько походила на работу пожарной, а иногда и просто посыльной команды, механически выполнявшей приказания командующего. С приходом Говорова деятельность штаба стала быстро приобретать черты коллективности, плановости, целеустремленности.

Этому способствовал и стиль личной работы нового командующего. Он был всегда пунктуален, никогда не заставлял себя ждать и не любил, когда кто-нибудь опаздывал на прием. Войдя в кабинет, мы обычно на столе видели часы и толстую ученическую тетрадь в твердом переплете, в которую он заранее записывал подготовленные для нас вопросы.

В штабах армии быстро узнали, что каждый приезд Говорова влечет за собой детальный разбор самого главного на данном участке фронта. То же происходило и в штабе дивизии, затем последовательно в штабе полка, батальона.

В Ленинграде и в войсках не было человека, который со всей страстью не думал бы о прорыве блокады. Но когда это будет, как, где?..

И вот довольно быстро из самих заданий, решений, требований Говорова стали заметны и штабам, и войскам главные цели и перспективы дальнейшей борьбы за Ленинград.

Однажды днем, едва начался обстрел немцами завода «Электросила» и Мясокомбината, как одновременно необычно густо раскатился и гул наших орудий у Средней Рогатки, Пулковских высот и над Кронштадтом. Через несколько минут вражеский огонь по городу прекратился, а еще чуть спустя снаряды противника стали рваться уже не в городе, а около наших батарей.

Командующий артиллерией фронта полковник Одинцов, наблюдавший всю эту картину с верхнего этажа Мясокомбината, удовлетворенно сказал:

— Ну вот так-то… Давайте-ка померяйтесь теперь с нами силами. Это лучше, чем по жителям стрелять.

Термин «контрбатарейная борьба» — специальный военный термин. Это — дуэль орудий, где применяются свои методы и тактика, свои технические средства разведки и корректировки огня. Но контрбатарейная борьба, как постоянно подчеркивали Говоров и другие члены Военного совета фронта, имела и огромный политический и моральный смысл. От артиллеристов требовалось снять вражеский огонь с города, самоотверженно приняв его на себя, и перейти к упреждающей наступательной тактике.

Методически, планомерно, с холодным и умным расчетом, но с яростью в сердце каждого артиллериста шла эта борьба.

Немцы пытались переходить к новым приемам: отодвигали вглубь свои огневые позиции, перебрасывали с места на место «кочующие» орудия, пытались скрыть свою систему огня. Однако непрерывно преследуемые наступательным огнем ленинградских контрбатарейщиков, они вынуждены были вместо обстрела города все чаше вступать в поединок с нашей артиллерией.

Об одной из таких дуэлей рассказали в своей книге «Ленинградская артиллерия» М. Богатов и В. Меркурьев.

Батарея дальнобойных пушек старшего лейтенанта Амеличева была выдвинута под самый нос противника к Пулковским высотам. В один из дней она открыла точный огонь по командному пункту 50-го немецкого стрелкового корпуса, разместившегося в районе Гатчины, и по железнодорожным эшелонам. Немцы крайне нервно реагировали на обстрел. Шестнадцать батарей сосредоточили огонь по орудиям Амеличева. Три раза «юнкерсы» группами по пятнадцать — восемнадцать самолетов бомбили позиции этой батареи. Около десяти тысяч снарядов выпустили немцы, пытаясь подавить нашу батарею, но она осталась в строю.