Иван Франтишев - Слава героям

Завершающие сражения за город Ленина вели войска нескольких фронтов, весь советский народ. Среди многих полководцев Советской Армии, заслуживших глубокое уважение народа за ум, доблесть в ленинградской эпопее, имя Говорова занимает видное место. Ему в январе 1945 года было присвоено звание Героя Советского Союза. Он руководил войсками Ленинградского фронта до конца войны. День победы застал его уже на берегу Балтийского моря у Либавы, где двадцать дивизий группы армий «Север», именуемые к тому времени Курляндской группой войск, разгромленные и прижатые к морю, подняли белый флаг полной капитуляции. Там на сборный пункт пленных явились битые под Ленинградом генералы Гитлера: последний, еще не отстраненный командующий группой армий генерал-полковник Гильперт со своим начальником штаба Фёрчем и всем штабом, командующие 16-й армией генерал горно-стрелковых войск Фолькамер фон Кирхензитенбах, 18-й армией — генерал пехоты Беге, более сорока генералов всех родов войск…

На опросах в Литве гитлеровских пленных Л. А. Говоров недовольно, словно экзаменатор, двигал по своей привычке локтями на столе, если немецкие генералы увиливали от ответов на четкие и ясные вопросы о действиях подчиненных им войск.

В таких случаях он коротко и сердито говорил:

— Генерал может идти, его военный путь закончен…

Фашистские генералы были очень удивлены тем, что маршал Говоров знает численность и состояние их армий и дивизий намного детальнее, чем они сами.

Зима. Начало 1955 года. Подмосковный санаторий «Барвиха». Из окон комнаты, где лежит смертельно больной главнокомандующий войсками ПВО страны Говоров, ему видны лишь запорошенные снегом родные березы.

Он понимает близость конца, видит безрезультатность лечения, но тяжелее всего переживает свою вынужденную бездеятельность, чего никогда не мог терпеть. Не все, не все завершено из того, что он хотел сделать, создать. Он не может, не умеет бесцельно думать даже сейчас. Взгляд останавливается на книгах, журналах, которые лежат рядом с постелью. Здесь и последние материалы о зарубежной технике ракетных войск, и книги по философии. Лидия Ивановна, жена, знает, что бесполезно уговаривать его не читать. Он погладит ее руку, потом спросит о младшем любимом сынишке-баловне, которому только одиннадцатый год: «А где наш малой? Приведи его ко мне…» — и снова возьмется за книгу.

Девятнадцатого марта Леонид Александрович долго метался в полубессознательном состоянии, потом пришел в себя, весь как-то собрался, попросил Лидию Ивановну причесать его и позвать старшего сына. Он хотел, чтобы они записали под его диктовку письмо Центральному Комитету, кандидатом в члены которого его избрали на партийном съезде. Но видя, что это выше их сил, Говоров потребовал немедленно вызвать своего адъютанта А. В. Романова. Напрягая всю силу воли, чтобы не потерять сознание, он передал благодарность партии, которая открыла ему дорогу в большую жизнь, оценила его ум и талант, воспитала народным героем, сказал, что должен был бы сделать больше, но сделал то, что успел, смог.

Леонид Александрович что-то говорил еще родным. И лишь через десять минут, когда адъютант доложил ему, что передал по телефону продиктованное, Говоров потерял сознание.

Генерал Симоняк, заложив руки за спину, не спеша ходил по избе. Был он высок ростом, широк в плечах. Не глядя на собеседника, хмуро спросил:

— Не слышал, подполковник, как о ваших танках говорят?..

И не ожидая ответа командира танковой бригады Хрустицкого, явно подражая кому-то, сказал:

— Та це ж рази танки? Их не то что из пушки — из рогатки подобьешь.

Комбриг неопределенно пожал плечами. Он не собирался расхваливать боевые машины, которые не считал совершенными. Действительно, танки Т-60 казались карликами рядом с такими исполинами, как КВ или Т-34, способными сокрушать прочнейшие вражеские укрепления. Но были у его «малюток» и свои преимущества, о которых тоже не следовало забывать.

— Кажется, Суворов говорил: там, где пройдет олень, пройдет и русский солдат, а там, где оленю дороги нет, все равно солдат пройдет… За точность слов не ручаюсь, товарищ генерал, а смысл именно такой.

— Это вы к чему, подполковник?

— А к тому, что наш танк как русский солдат… И Неву стрелой проскочит, и в торфяных болотах на левом берегу не завязнет…

— Уверен в этом?..

— Головой ручаюсь.

— Побачим, — пробасил Симоняк. — На войне по-всякому бывает.

Он пригласил комбрига к столу. Оба склонились над картой, расчерченной красными и синими линиями. Уточняли буквально каждую деталь переправы через Неву и боя на переднем крае неприятельской обороны, хотя оба знали, что нельзя все предусмотреть и дело может обернуться совсем не так, как они планируют.

Да, война есть война. Пять раз уже пробовали наши войска прорвать кольцо блокады. Не получалось. Фашисты будто клещами впились в приладожскую землю.

И сейчас бой предстоит трудный. Вести его надо будет на таком участке, который дает много преимуществ противнику. Наши позиции от неприятельских отделяются шестисотметровой шириной Невы. По ее левому обрывистому берегу и проходит немецкий передний край. К нему не подберешься незаметно. И люди, и танки будут двигаться по открытому льду на виду у противника.

— Сколько минут? — прикидывал Симоняк. — Пожалуй, не меньше шести-семи…

— Танки пройдут быстрее, — сказал Хрустицкий. — Но забираться на берег им будет тяжелее, чем пехотинцам.

— А вы подумайте, как облегчить… Подумайте.

Они говорили о трудностях и заранее искали возможности их преодолеть. Оба как будто остались довольны друг другом. Прощаясь, Симоняк сильно пожал руку новому знакомому.

— Значит, каждый танк пойдет, как русский солдат?

— Надеюсь, товарищ генерал…

Машина, подпрыгивая на ухабах, бойко мчалась по шоссе. Перед ветровым стеклом суетливо метались пушистые снежинки.

— В штаб, товарищ подполковник? — спросил шофер.

— Нет. На то самое озерко, где были вчера…

Свернули на проселочную дорогу, которая петляла по мелколесью. На поляне Хрустицкий увидел прикрытые брезентовыми чехлами стволы тяжелых гаубиц, в другом месте — целый городок из шалашей, — прибыла какая-то стрелковая часть. Между густых елок стояли тяжелые танки…

К Неве стягивались войска для участия в операции «Искра», накапливались силы для удара, который должен был соединить Ленинград с Большой землей. Все, с кем Хрустицкий встречался в последние дни, с тревожным волнением ждали начала исторического боя, готовились к нему. Этим же жила и 61-я танковая бригада, которой командовал Владислав Владиславович. Ни днем, ни ночью экипажи не знали покоя. Упорно учились одолевать крутые склоны и холмы, перебираться через глубокие противотанковые рвы и зыбкие болота.