Иван Франтишев - Слава героям

Весь остаток дня Николаев был под впечатлением только что пережитого, и, когда кончился бой, он пришел к месту, где стояло искореженное, вдавленное в землю противотанковое орудие. Но убитых здесь не нашел, а увидел возле пушки рослого, крепко сбитого сержанта. Он кивнул головой в ответ на приветствие Николаева.

— Видно, уже успели похоронить. Команда тут проходила, — сказал Владимир. Он был уверен, что и этот незнакомый сержант пришел отдать последнюю дань уважения бесстрашным артиллеристам. — Но здорово они бились! До последнего! Выручили нас…

— Кто? — спросил сержант.

— Иптаповцы, — ответил Николаев.

— А-а, — протянул сержант, чему-то улыбнулся и сказал: — Старались. Но танк чуть было и нас с пушкой не придавил. Легким испугом отделались. Вовремя в сторону отскочили.

Николаев удивленно вскинул густые темные брови:

— Вы из этого расчета?

— Командовал им. А вы, наверное, с той высотки?..

Николаев засмеялся:

— Значит, живы! А я думал: накрыли вас фрицы. Вот хоронить пришел.

Они протянули друг другу руки.

— Владимир Николаев.

— Александр Сергеев.

Так впервые Николаев встретился со своим будущим командиром.

Но в расчет Сергеева он пришел позже. И тоже неожиданно. Сначала он попал с группой бойцов 53-го батальона ПТР в полк иптаповцев. Было это в сентябре 1943 года. Тогда обстоятельства сложились так, что Николаев в самые тяжелые дни наступления выполнял обязанности радиста. В бою не приходилось самому выбирать, кем быть: связистом или артиллеристом. Для него не это было главное. Главное он видел в том, чтобы обязательно участвовать в этих боях, вместе со всеми идти вперед. Ему особенно этого хотелось, потому что здесь, на Смоленщине, стояло его родное село Велисто, в котором он родился, где прошло его детство, где остались его мать и отец.

В одном из боев Николаева ранили. Но Владимир не пошел в медсанбат. Он не мог уйти из строя в дни, когда освобождалась от оккупантов его родная Смоленщина…

В конце ноября полк иптаповцев вывели в резерв. Эшелон увез их за Москву. На пути в артиллерийский лагерь Николаев узнал, что в расчете сержанта Сергеева нет наводчика, и попросил назначить его наводчиком.

И учеба в артлагере, и отдых — все это осталось далеко позади. Иптаповцам предстояли новые бои. Вот и прибыли они 5 мая 1944 года на станцию Левашово.

Вскоре все расчеты выгрузились. Сергеев поднялся с земли, стряхнул с брюк сухие травинки.

— Пошли, Володя.

— Куда же нас кинут?

— Пока не говорят, — задумчиво сказал Сергеев. — По-моему, путь отсюда один — на Карельский перешеек. Со всех сторон от Ленинграда отогнали фашистов, только на Карельском перешейке они еще держатся.

Май стоял теплый. Будто ковром, покрылась травой земля. Одевались в зеленый наряд и деревья. Листва на них была чистой и нежной, как после обильного дождя. Едва над лесом вставало солнце, шумно начинали гомонить птицы. Их разноголосый пересвист не стихал до глубокого вечера.

С того дня, как иптаповцы остановились недалеко от деревни Александровки, для них наступило время напряженное и беспокойное. Рядом находился противник. Наши части готовились к наступлению. А фашисты пока молчали, стараясь не выдать своих огневых точек. На всех открытых местах, более или менее доступных для танков, топорщились противотанковые надолбы и «ежи». На высотках возвышались железобетонные шапки дотов. Между деревьев, прикрывая все лощины и подступы к ним, затаились десятки пулеметных и артиллерийских точек.

Накануне боя комбат Соломоненко собрал артиллеристов. Он всегда добивался, чтобы каждый человек в его батарее был не просто автоматическим исполнителем воли командира, а знал четко и ясно свое место в строю, свою задачу и задачу подразделения. Так было и в этот раз.

— Вы представляете, что за орешек на нашем пути? — спросил комбат, и его внимательный взгляд пробежал по лицам батарейцев, точно изучая каждого. Взгляд задержался на Николаеве.

Владимир воспринял это как вопрос, относящийся непосредственно к нему. Отозвался:

— Вообще-то можно этот орешек и расколоть, если к нему поближе подобраться да посильнее стукнуть.

— Мысль точная, — похвалил Соломоненко. — Именно — ближе подобраться. В этом и наша задача. Завтра начнем продвигаться к позициям противника. Наблюдатели будут следить за его передним краем, а остальные — пушки устанавливать, окопы рыть. Понятно? Главное, сделать это все нужно так, чтобы враг не заметил.

Работали весь май с утра до утра. Бойцы днем далеко в лесу пилили деревья, рубили кустарник, а ночью на руках таскали их к переднему краю, строили накаты и укрывали технику. Часть бойцов готовила удобные подходы для машин и танков.

Николаев и Сергеев держались вместе: вместе работали, вместе отдыхали. Как-то в один из поздних вечеров, когда объявили трехчасовой перерыв, они разостлали под кустарником плащ-палатки и легли.

— Не спишь? — тихо спросил Сергеев.

— Не спится. О доме вспомнил. — Николаев вздохнул. — Сердце по семье стосковалось, а руки по работе.

— Ты до армии в Электростали жил?

— Да. Там жена с двумя малыми парнишками осталась. Глянуть бы на них хотя бы одним глазом…

— А работал кем?

— Вальцовщиком. — Приподнявшись на локте и подставив правую ладонь под подбородок, Владимир продолжал: — Завод-то эвакуировали. Но после войны, наверное, назад переведут. Как Гитлера доконаем, опять на завод пойду…

Посмотрев на Сергеева, Владимир увидел, что друг спит. Он поправил в изголовье вещевой мешок, который заменял ему подушку, натянул до подбородка шинель и тут вспомнил, что еще днем написал заявление о приеме в партию. Собирался заявление отдать парторгу, но так и не видел его днем. «Завтра отдам… А вдруг завтра бой начнется?» — с тревогой подумал Николаев.

Он встал. Неслышно прошел мимо спящих товарищей. Парторг и комбат сидели на большом валуне и, разложив на камне карту, что-то негромко обсуждали.

«Не вовремя пришел», — с досадой подумал Владимир. Он было повернул назад, но Соломоненко заметил его, окликнул:

— Товарищ Николаев, вы ко мне?

Владимир повернулся:

— Я к парторгу.

Несколько секунд, беззвучно шевеля губами, парторг читал заявление Николаева. Потом посмотрел на сержанта воспаленными, усталыми глазами. Улыбнулся:

— Добро, Владимир Романович. Но в ближайшее время, может, и не удастся собрать коммунистов. Дни жаркие предстоят.

— Вот и я об этом думал. Но на всякий случай… — Николаев умолк, будто собираясь с мыслями, затем решительно сказал: — Если что и случится, я хочу, чтобы меня коммунистом считали.

— Учтем. — Лицо парторга стало серьезным. Он бережно сложил листок бумаги и спрятал его в нагрудный карман гимнастерки. — Но будем надеяться, что все обойдется. Хотя, конечно, никто из нас не застрахован от этого. Война…