Иван Франтишев - Слава героям

Прошла ночь. Растаял туман, оставив на листьях деревьев крохотные, поблескивающие, как слеза, капли влаги. Из-за крутолобых холмов выполз розоватый диск солнца. Утро застало артиллеристов возле орудий. Николаев услышал, как где-то рядом прощебетала зарянка.

— Тик… Тик…

И вдруг дрогнула земля, колыхнулись деревья. Спустя пять — десять секунд все потонуло в гудящем грохоте пушек. Огненный вал обрушился на позиции фашистов.

Николаев, плотно стиснув тонкие губы, ожидал распоряжений Сергеева. По команде дергал за шнур спускового механизма пушки и вновь выжидал.

Огненный вал, бушевавший несколько минут на первой позиции противника, переметнулся дальше. И тотчас поднялась наша пехота. Но не все вражеские огневые точки оказались подавленными. Противник бил из пулеметов, иногда в кустах сверкали вспышки орудийных выстрелов. Пехотинцы залегли.

Николаев, прильнув к панораме прицела, ловил эти вспышки, наводил орудие и дергал за шнур. Чуть заметно подпрыгивала пушка. В сторону со звоном отлетали дымящиеся гильзы. Владимир чувствовал, как от дыма першит в горле. В нос и рот лез песок и похрустывал на зубах. С бровей наводчика свисали капли горячего пота. Возбужденно, стараясь пересилить грохот боя, Сергеев почти после каждого выстрела одобрительно кричал:

— Хорошо, Володя!

Пехота снова двинулась вперед. И иптаповцы покатили пушки, продвигаясь шаг за шагом дальше в боевых порядках пехоты и поддерживая ее огнем. Окопы первой линии вражеской обороны уже остались позади. Каждый боец понимал, что останавливаться нельзя, что наступление, к которому так долго готовились, будет продолжаться не один день, а может быть, и не одну неделю.

Бои шли напряженные. Враг неистово сопротивлялся. Пять дней спустя после начала наступления нашим частям удалось пробить и вторую линию обороны противника.

В разгар наступления батарея Соломоненко получила задачу расчистить путь для танков. Задание было не из легких. Поперек дороги рядами вытянулись серые пирамиды противотанковых надолб. Батарея открыла огонь. Николаев, как всегда, точно наводил орудие на цель, и с каждым выстрелом все меньше и меньше оставалось на дороге противотанковых препятствий.

Противник, стремясь помешать иптаповцам, стал обстреливать их из пулеметов. Открыл огонь и хорошо замаскированный артиллерийский дзот противника. Николаев обнаружил его по вспышке выстрела. Снаряд, выпущенный из дзота, рванул землю недалеко от наших танков. «Проклятый дзот, — со злостью подумал Владимир. — Все может сорвать…»

— Дзот видишь? — спросил его Сергеев.

— Вижу, будь он трижды проклят! Далековато до него. Считай, на пределе прямого выстрела, а то и дальше.

— Попробуй. Давай по дзоту! — приказал сержант.

Николаев поймал в панораму стенку дзота с зияющей амбразурой. Дернул за шнур. Возле дзота взметнулся вверх и рассыпался мутный столб разрыва. Владимир выстрелил второй раз. Дым и пыль на несколько секунд застлали бугор. Но вот мутное облако снесло ветром в сторону, и Николаев увидел на месте, где раньше стоял дзот, груду расщепленных бревен и досок. Услышал веселый голос Сергеева:

— Отлично, Володя! Наши танки пошли. Теперь…

Сергеев не договорил. Возле орудия разорвался снаряд. Горячая волна воздуха швырнула Николаева в сторону. Он перелетел через правую станину пушки и упал на песок.

Владимир приподнялся на колени. Боли не чувствовал, только кружилась голова и монотонно звенело в ушах. Осмотрелся. Пушка стояла, ткнувшись стволом в землю. Возле нее никого не было. На дороге громыхали танки.

— Сашка!.. Сашка!.. — позвал он.

Никто не отозвался. Предчувствуя недоброе, он вскочил и кинулся к разбитой пушке. Возле неглубокой воронки увидел мертвых товарищей и среди них Сергеева. Несколько секунд Владимир оторопело стоял возле командира, потом бросился к соседнему орудию. Здесь тоже был убит весь расчет, но пушка осталась цела.

Наводчик решил в первую очередь засечь орудие, которое било по ним. Взгляд его скользнул по небольшому холму с редким кустарником, и в ту же минуту он заметил, как там блеснула ослепительная вспышка и почти разом на дороге задымил наш головной танк.

«Сейчас ударит по другому!» — пронеслось в сознании.

Быстро зарядил орудие. Первый же выстрел заставил замолчать пушку противника. Владимир усмехнулся и вытер рукой потное, покрытое пороховой копотью лицо.

Но торжествовать было рано. Вскоре он понял, что там, на холме, находилось не одно вражеское орудие. И словно в подтверждение его догадки, громыхнули выстрелы.

Николаева обдало песком. Но он не отошел от орудия. О смерти не думал: просто некогда было думать об этом. По всплескам пламени на пригорке он засекал огневые точки врага и посылал туда снаряд за снарядом…

Бой шел справа и слева от него. Николаев потерял счет времени. Он работал возле орудия за весь расчет: был и подносчиком, и наводчиком, и командиром. На нем взмокла гимнастерка. Рванул ворот гимнастерки — отлетели пуговицы, дышать стало легче. Точно град по железной кровле, стучали по щиту орудия осколки. А Николаев стоял и будто не слышал и не чувствовал всего этого. Он брал снаряды и, заталкивая их в казенник, дергал за шнур. Снова подбегал к снарядному ящику, торопливо хватал многокилограммовый патрон и совал в казенник. Кровоточили ободранные о металл пальцы рук.

Владимир не заметил, как из-за леса вынырнул фашистский самолет. Одна бомба упала возле орудия. Взрывной волной наводчика швырнуло навзничь и придавило к земле. Что-то острое, горячее обожгло шею.

Николаев очнулся спустя несколько минут. Приподнялся на локтях и подполз к пушке. Она была разбита. Он привалился спиной к колесу орудия и устало закрыл глаза. Ломило в висках, кровоточила рана на шее,, хотелось пить, поташнивало. «Отлежусь, и все пройдет», — утешал он себя.

Вечером Николаева нашла санитарка. Она перевязала ему рану. Помогла подняться и, поддерживая, осторожно повела к дороге. Николаева шатало. Девушке казалось, что раненому очень плохо, что он не может идти, и она стала его успокаивать:

— Еще немного — и мы на месте. Там машина. Посадим на машину, и вас отвезут в госпиталь. А там быстро на ноги поставят.

Владимир остановился:

— Нет, сестричка, спасибо. Только дальше я не пойду.

— Как не пойдете? — не поняла девушка. Она удивленно посмотрела на сержанта. — Не можете сами идти? — И она забеспокоилась: — Посидите, а я сбегаю за носилками и приведу санитара…

— Никаких носилок не надо, сестричка, — решительно сказал Николаев. — Я здесь останусь.

Девушка рассердилась. Она уговаривала его, ругала, стыдила.

— Подумаешь, герой! — в сердцах говорила девушка, не зная, что же теперь ей делать с этим упрямым сержантом. — Вы едва на ногах держитесь. Свалитесь… Хуже будет.