Иван Франтишев - Слава героям

Комбриг обернулся. Из башни его машины высунулся совсем еще юноша стрелок-радист. По выражению его лица полковник понял: что-то случилось…

— Докладывайте.

— Лейтенант Тришкин при выходе из леса налетел на мину. Разорвана гусеница. Шоссейная дорога заминирована. Рядом проходит проселочная дорога.

— Никто не пострадал? — спросил комбриг.

— Нет, ничего не передавали. Еще сообщили, что до развилки дорог не доехали три километра.

— Передайте лейтенанту, пусть оставит с машиной механика-водителя, а сам с остальными возвращается сюда. — Полковник помолчал, а потом тихо произнес:

— Где-то здесь бродит недобитый полк Лагоса. Как бы не нарвались на них. Радист! — крикнул полковник. — Передайте, башенный стрелок пусть тоже останется.

Лейтенант Тришкин снял наушники.

— Ребята, приказано мне со стрелком-радистом вернуться в батальон. С машиной останутся Сальников и Алексеев.

Лейтенант открыл люк и высунул на карабине шлем.

— Кажется, спокойно.

Теперь он выглянул сам, приподнялся на руках, вылез на броню и легко соскочил на землю. За ним спрыгнул Сальников.

— Да, здо́рово ее рассадило! — сказал он, показывая на растянутую сзади танка гусеницу.

Тришкин обошел вокруг машины.

— Почва торфянистая, — послышался его голос из-за танка, — не застрянем мы тут, Михаил Степанович, если попробуем свести танк с дороги?

— Застрянем — не застрянем, а убираться отсюда надо, — ответил механик-водитель.

— Старайся заехать вон в тот куст, — указал Тришкин на заросли лозы между невысоких, но густых елок. — Там обзор хороший и замаскироваться удобно. Только как тронешься, не останавливайся.

Танк качнулся, осел на один бок и пошел рывками, словно хромой. Оставляя полосу взрыхленного чернозема, перемешанного с зеленой травой, он, описав круг, медленно въехал в куст и, задев за ель, остановился. На броню посыпались пожелтевшие иглы.

— Елку повредили, — с сожалением произнес Сальников, соскакивая на землю.

Тришкин взглянул на ствол дерева с ободранной корой.

— Черт с ней, с елкой! Быстрей маскируйтесь.

Танкисты вышли из машины. Они торопливо ломали ветки ольхи, которая росла тут же у дороги и заставляли ими просветы вокруг танка.

— Ну, кажется, хватит, — остановил их лейтенант. — Если наставим больше сучьев, куст будет походить на шалаш, а шалаш всегда привлекает внимание.

Танкисты прекратили работу и подошли к командиру.

— Вы, — обратился к Сальникову лейтенант, — останетесь за старшего. Ваша задача — сохранить машину и вести наблюдение. Особенно следите за проселочной дорогой. Она может быть оставлена противником незаминированной для прохода своих войск. Такие случаи бывали. Чуть что, сразу сообщайте комбригу. Ну, а теперь полезайте в машину и старайтесь не шуметь.

Сальников положил руку на плечо Алексееву.

— Пошли, Лешка, в машину. Не будем командира задерживать.

Попрощавшись с друзьями, командир танка и стрелок-радист подождали, пока они залезли в танк, прикрыли башню ветками и по обочине торопливо зашагали обратно.

Прошло около часа.

— Открой-ка люк, Лешка, — предложил Сальников башенному стрелку, — прохладней будет и наблюдать удобней.

Алексеев, подняв крышку люка, взялся за шлем.

— Можно не проверять. Если бы здесь были немцы, они бы не вытерпели, когда мы сводили машину с дороги, и ребятам не дали бы спокойно уйти.

Сальников помолчал и как бы про себя сказал:

— Это нам еще повезло, что мина была не фугасная.

— Умирать-то кому хочется. Тем более сейчас, когда наша берет, — ответил сверху башенный стрелок.

— Мы с тобой громко разговариваем, а в лесу и не заметишь, как кто-нибудь подойдет.

— Тс-с, — подал знак рукой Алексеев, — дай-ка бинокль.

Танкисты замолчали.

Впереди на пригорке около проселочной дороги виднелся хутор. Калитка открыта. В голубом домике выбиты окна.

— Ну, что там?

— Ничего не слышно, мне показалось, как будто моторы гудят, а теперь опять тихо.

— Пусти-ка меня, я понаблюдаю, — сказал водитель, поднимаясь в башню, — а ты садись у рации.

Танкисты прислушались. Тишина. Только на окраине леса кричал чибис.

— Парит, как перед дождем. — Сальников посмотрел на небо.

Огромная туча надвигалась прямо на солнце и вскоре заслонила его. Стало прохладней. Повеяло лесным ветерком.

— Теперь уже недолго нам тут сидеть, — продолжал водитель. — Как только подтянутся части восемьдесят шестой дивизии, танковая бригада сразу двинется вперед.

Он вдруг умолк. До слуха явственно донесся приглушенный гул моторов. За хутором, там, откуда доносился этот шум, поднималась туча пыли.

— Лешка, слышишь шум? Идут машины, похоже, что танки. Подготовь связь с комбригом.

Башенный стрелок привстал, заглянул в отсек и потрогал снаряды. Перед отправкой в разведку им выдали запасной боекомплект.

Шум нарастал. Потом через пригорок стали переваливать машины. Теперь было видно, что это танки. Пыль, словно дымовая завеса, мешала рассмотреть, чьи это машины. Не спуская глаз с дороги, Сальников крикнул:

— Лешка! Передавай нашим: от хутора мимо нас по проселочной дороге движется колонна танков. Шестнадцать машин. Рассмотреть, чьи машины, мешает пыль.

Сальников торопливо спустился вниз, захлопнул люк и приник к смотровой щели. Танки проходили в тыл, наполняя лес гулом моторов и лязгом гусениц.

— Михаил Степанович, штаб отвечает, что в этом районе наших танков не должно быть, хотя и не исключена такая возможность. Говорят, что это могут быть остатки танкового полка Лагоса. Спрашивают, надежно ли упрятана наша машина.

Перевалив за пригорок, танки вскоре скрылись за выступом леса.

— Черт их распознает в такой пыли. Сбоку они напоминают немецкие машины БТ-3. — Немного подумав, продолжал: — Да и ввязываться в нашем положении в драку… Ну, ничего, наши знают, в случае чего, встретят. Конечно, раз они нас не заметили, мы бы смогли их обстрелять, но пока мы рассуждали, они уже прошли. А бить по последним машинам нет смысла.

— Что теперь толковать. Как говорится, после драки кулаками не машут. И где это видано, чтобы подбитый танк сам вступил в бой с шестнадцатью машинами!

Сальников замолчал. Он не мог отделаться от мысли, что, пропустив неизвестные танки, они допустили оплошность. За время войны он бывал во многих боях и никогда не отсиживался в кустах, а тут что же получилось? «Если это был враг, — размышлял танкист, — значит, я, можно сказать, струсил. За командира оставлен я, — значит, я и должен был решать. Правда, гусеница разорвана и есть приказ сохранить машину. Сохранить, но как? Можно отсидеться, затаившись в кустах до прихода своих, а можно было открыть огонь. И пока немцы разобрались бы что к чему, можно было сжечь несколько машин. Конечно, наш танк тоже могли уничтожить».