Мария Бутина - Тюремный дневник

Раз заключенные бесправны, а согласно правилам тюрьмы забастовки запрещены, то и отношение к ним – соответствующее, как к расходному материалу, поэтому затраты на обеспечение безопасности тоже стремятся к нулю. Например, никого особо не заботит, что узники, работающие в программе переработки вторсырья, регулярно подвергаются воздействию токсичных веществ [31] Safia Samee Ali, Federal Prison-Owned 'Factories With Fences' Facing Increased Scrutiny .

Многие участки предприятий ЮНИКОР работают 24 часа в сутки, и даже пандемия коронавируса им не помеха. Когда один из заключенных в федеральной тюрьме Луизианы потерял сознание, пришивая пуговички к униформе по госзаказу, а спустя пару дней умер от COVID-19, это не остановило работу предприятий компании. Терпение и труд, как говорится, все перетрут [32] https://www.themarshallproject.org/2020/04/10/federal-prison-factories-kept-running-as-coronavirus-spread . Даже людей.

Стойкость ЮНИКОР приносит свои щедрые плоды только хозяевам рабов. Согласно отчету, в первой половине 2018 финансового года Unicor зафиксировал общий объем продаж в государственном и частном секторах на уровне около 300 миллионов долларов. Создатели этой гениальной идеи гордо отмечают, что только 4 % доходов с продаж товаров идут на оплату труда заключенных, эти деньги за минусом налогов и штрафов в госказну превращаются в ничто. ЮНИКОР также с удовольствием рапортует, что за последние 2 года число заключенных, задействованных примерно на сотне фабрик, увеличилось почти [33] https://www.unicor.gov/publications/reports/FY2019_AnnualMgmtReport.pdf вдвое, а в 2020 году они намерены принять еще на 10 % больше рабов, то есть «работников», конечно [34] https://www.unicor.gov/publications/reports/FY2016_AnnualMgmtReport.pdf .

«ЮНИКОР вернулся, и мы здесь, чтобы остаться!» – завершает свой радужный отчет по итогам 2016 года руководитель компании [35] https://www.unicor.gov/publications/reports/FY2016_EndOfYearMessage.pdf

Как я ни пыталась разговорить заключенных про работу в ЮНИКОРе, они молчали как рыбы. Они уходили туда рано утром и возвращались поздно вечером. Но я не теряла надежды своими глазами увидеть, как работает американский ГУЛАГ.

После обеда я снова направилась в куб мисс Новак, которая обещала познакомить меня с главой тюремной еврейской общины.

Мы дождались десятиминутной перебежки и быстрым шагом пересекли двор. Когда мы прошли через калитку в железном заборе-сетке, моему взору открылось бесконечное пространство свободы. Это был, как его называли, уличный спортзал под открытым ярко-голубым небом, на котором блуждали кучевые облака. По сути, это был громадный школьный стадион, с асфальтированной беговой дорожкой на пригорке. В центре его был футбольный стадион, по левую сторону – небольшая площадка с ржавыми тренажерами под деревянным навесом, доживавшими свой век со времен, когда в этом учреждении была мужская тюрьма, а справа – асфальтированная площадка с одним баскетбольным кольцом и расположенным рядом с ним навесом над рядом толстых резиновых матов. А прямо по центру, за небольшой деревянной будкой-туалетом, располагалось огороженное железной сеткой песчаное поле для игры в бейсбол.

Какой контраст с замкнутым пространством всех тюрем, где я была раньше, – с полным отсутствием возможности прогулок на свежем воздухе, за исключением маленькой бетонной коробки с узенькими окнами-щелками. Да и туда пускали, только когда погода была идеальной – температура должна была быть в промежутке от 20–25 °C, чтобы не выдавать заключенным теплые куртки; за пару дней до прогулки не должно было быть ни капли дождя, чтобы на полу не скапливались лужи, на которых заключенные могли бы поскользнуться (или утопиться?!), а также требовалось отсутствие сильного ветра, чтобы нас не продуло, потому что лечить – дорого. А еще в коробке для прогулок должен был постоянно присутствовать надзиратель, чтобы мы не прошли сквозь стены, а персонала в тюрьме был постоянный дефицит. Проще говоря, получалось, как в известном анекдоте советских времен: «Я имею право? – Имеете. – Значит, я могу? – Нет, не можете».

Поэтому федеральная женская тюрьма в столице штата Флорида действительно показалась мне раем. Может, и правдивы все эти рассказы про знаменитые американские тюрьмы, которые любят показывать посещающим их на западные гранты общественным деятелям, в том числе из России. Кормят неплохо, есть даже площадка для бейсбола и беговая дорожка. Все так прилично, чинно и благородно. Но все это напоминало знаменитую американскую игрушку-розыгрыш, так называемую Jack-in-the-box («Джек в коробочке», также по-русски «попрыгунчик»), которая внешне выглядит как коробка с ручкой, если покрутить которую, проигрывается мелодия. Но в какой-то момент у коробки неожиданно открывается крышка, и из нее выскакивает фигурка, обычно клоун или шут, пугая бедное дитя, которое тут же заливается слезами.

Как только мы оказались внутри, считалось, что мы завершили перебежку из пункта А в пункт Б, так что дальше можно было спокойно идти к месту, где ожидалась встреча с Финни.

Так, не торопясь, мы дошли до баскетбольного корта. Только тогда я заметила, что за ним есть еще один тюремный барак, но новее и лучше наших, и из двух этажей. Туда, как пояснила мисс Новак, селили тех, кто отличился самым примерным поведением. Они жили в камерах на два человека и могли выключать на ночь свет.

Из здания вышла элегантная женщина – ее можно было бы принять за совсем юную барышню с идеальной фигуркой, если бы не морщины на лице и седина роскошных волос, которые изящно спадали на плечи. У женщины был тоненький точеный носик и красивые большие серые глаза с бесконечно длинными густыми ресницами. Но главное, что делало ее особенной, была лучезарная улыбка. Такой красоты я не видела никогда, казалось, что с ее появлением тюремный мир вокруг наполнился теплом и нежностью.

– Привет, – звонко обратилась она к мисс Новак. Я стояла чуть позади, и наши глаза встретились. – А кто это у нас здесь? Бедная девочка, – Финни сразу заметила мой жалкий вид. – Кто же это с тобой сделал? Вот изверги.

– Меня зовут Мария, – моментально забыла я свою легенду, сразу отчего-то доверившись этой женщине, будто мы знали друг друга сто лет или даже задолго до того и после тоже. – Здравствуйте, мисс Финни.

Так в моей жизни появилась вторая мама.

– Так, киддо, – уверенно начала мисс Финни следующим утром, когда она, наполнив теплом и радостью своей лучезарной улыбки тюремную столовую, присела на табурет рядом со мной, – у тебя есть одежда или только это? – смерила она взглядом меня, скрючившийся костлявый комочек на пластиковом табурете.

– Мне всего достаточно, мисс Финни, – ответила я на ее красивую улыбку.