Михаил Шмелев - Фронтовая юность

Стоял тридцатиградусный мороз. Крепкий, порывистый ветер норовил забраться в прожженные дыры ватных брюк, закостенелые воротники. На окраине деревни полк был выстроен для встречи командующего 33-й армией генерал-полковника В. Н. Гордова, в подчинение которого переходила наша дивизия.

Телефонисты сообщили, что командарм полчаса тому назад закончил строевой смотр соседнего 965-го стрелкового полка и выехал к нам. По всем подсчетам он давно уже должен быть у нас, но время шло, а генерал не появлялся. Навстречу был выслан отряд автоматчиков (мало ли что могло произойти в пути). Но только они скрылись за гребнем оврага, как наблюдатели доложили: «Едут!» Оказалось, что машина командарма застряла в сугробах снега. Автоматчики помогли вытолкнуть ее на дорогу.

Командарм принял рапорт Додогорского и, опираясь на трость, прошелся вдоль строя полка, с пристрастием вглядываясь в наши лица. Какое впечатление произвели мы на него и сопровождавших его офицеров, определить было трудно. Но последовавшая команда — развести костры и обогреться — как бы говорила: «До чего же вы, братцы, прозябли. Заросшие бороды, осунувшиеся глаза, клинками торчащие полы шинелей… До строевого ли смотра тут… Отоспаться бы вам после прорыва линии «Пантера», но обстановка не позволяет».

Поначалу мне казалось, что переход в состав новой армии равносилен смене положения винтовки: с одного плеча ее переложили на другое. Но, отдохнув и вкусив по доброму котелку горохового супа, выкурив по цигарке моршанской махорки, люди, казалось, преобразились, вновь приобрели силу, тепло и добродушие. Повсюду слышались одни и те же вопросы: «Что это за тридцать третья? Где она воевала, а может быть, и не воевала? Какие еще дивизии входят в состав армии, что за народ в них, чем славен?»

Мы, политработники, и сами толком не знали, откуда начала свой боевой путь 33-я армия, какие города она освобождала. Конечно, цель всякого переподчинения соединений и частей составляет военную тайну. Но знание личным составом боевой истории, славных традиций объединения, подвигов его бойцов и командиров имело важное значение.

О том, что в полку мало кто знает о боевом пути армии, Згоржельский сказал генерал-полковнику, когда он знакомился с офицерами полка.

— Это непорядок, — ответил генерал. — Не гостями должны чувствовать себя солдаты и офицеры вашего полка в новом для них семействе частей армии, а хозяевами и по-хозяйски рассуждать, что в этом семействе хорошо, а что могло бы быть лучше.

Обращаясь к подполковнику с забинтованной рукой, командарм сказал:

— Останетесь на сутки в полку. Расскажите о боевом пути армии. Вам, оперативному офицеру штаба, как говорится, и карты в руки.

Рассказ подполковника о боевом пути армии, мужестве и героизме ее доблестных полков слушали с большим вниманием политработники, парторги и комсорги. А потом мы разошлись по ротам, батареям и взводам — донесли услышанное до каждого бойца. Вскоре к нам поступила листовка с описанием боевого пути армии. Об этом позаботился политотдел.

Заняв оборону в нескольких километрах от линии железной дороги Орша — Витебск, наш полк опять готовился к наступательным боям. Поступало новое пополнение, и в полковом тылу шло формирование подразделений. Ежедневно проводились полевые занятия, на которых отрабатывались задачи стрелковых рот по прорыву сильно укрепленной полосы противника. Обстановка занятий была максимально приближена к боевой: имелись две линии траншей, укрепленных колючей проволокой и противотанковым рвом.

23 декабря части дивизии с рубежа Хотемля, Аргуны прорвали оборону противника и освободили деревни Хотемля, Брайково, Мятли, Иванькино, Коопти, Маклаки, Зазыбы, Мяклово, железнодорожную станцию Крынки:

Перед первым батальоном была поставлена трудная задача: выбить фашистов из рощи Круглая и выйти к речке Лучесса, очень удобной для превращения ее в передний край обороны. Более дальним прицелом командования был захват плацдарма на западном берегу.

Бой длился весь день, но батальон продвинулся лишь на несколько десятков метров. Однако к вечеру сопротивление противника ослабло и бойцы ворвались в лес, тянувшийся километра на полтора.

В глубь леса направилась разведка. Возвратившись, лейтенант Чугунов доложил: противника в лесу нет, но на тропах разбросано много мин, сделаны завалы, подходы к которым также заминированы.

Пока минеры расчищали рощу от мин, капитан Кряжев собрал командиров рот. Он предупредил их о подгонке каждым бойцом снаряжения, о строжайшем соблюдении дисциплины на марше.

Повзводно батальон втягивался в лес. Шли молча. За стрелками артиллеристы подталкивали «сорокапятки». Бойцы напряженно вглядывались в темноту. Вот и западная опушка. Дальше начиналось поле, примыкавшее к реке. Противника не было и тут. Очевидно, гитлеровцы не решились обороняться, имея за спиной реку.

Первая часть задачи, поставленной перед батальоном, была выполнена успешно. Кряжев ждал распоряжений из штаба полка, но держал батальон в походном порядке, приказал саперам заготовлять бревна для плотов: предстояла переправа через Лучессу, а лед на реке тонкий, с полыньями.

В это время полковник Додогорский решал нелегкую задачу: довольствоваться ли выходом к реке или форсировать ее? Он держал совет с офицерами штаба и начальниками служб. Майор Отводчиков и капитан Владимиров считали, что водный рубеж надо форсировать с ходу. Но начштаба майор Комиссаров был другого мнения: «Без тщательной разведки форсировать реку нельзя». Подошел Селезнев, помощник начальника штаба по разведке, и доложил, что противника на том берегу нет. Но эти данные, как тут же выяснилось, двухчасовой давности.

— Два часа-а! — протяжно проговорил Комиссаров. — Да за это время противник мог дивизию подтянуть.

Разговор подытожил командир.

— Надо вновь разведать. За разведкой — батальону Кряжева начать форсирование реки в районе Букштаны и продвигаться в направлении деревень Сосновка, Жуки, Волосово.

Майор Ведерников хотел взять меня с собой во второй батальон. Но я сказал, что надо посмотреть, как будет работать в бою новый комсорг первого батальона, и майор согласился с моим намерением. Я отправился к кряжевцам.

Наступление началось не так организованно, как обычно.

Переправа через реку оказалась на редкость тяжелой и опасной. Лед, прогибаясь, трещал, особенно под тяжестью «сорокапяток». Под одним из орудий он не выдержал. Пушку каким-то чудом удалось спасти. Но хлынувшая вода заливала лед. Комбат был встревожен: река могла вскрыться и тогда подразделение на какое-то время окажется отрезанным от полка.