Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

А Рейли еще вечером 27 сентября привезли на Лубянку. Первым его допрашивал заместитель начальника КРО ОГПУ Роман Пилляр. Он сразу же напомнил, что смертный приговор, вынесенный Рейли в 1918 году, никто не отменял. Следовательно, лишь от самого британского разведчика зависит, сохранят ему жизнь или нет. Другими словами, только сотрудничество с ОГПУ давало ему какой-то шанс.

Неожиданный арест был, конечно, сильнейшим потрясением для Рейли. И как для профессионала, и как для человека. Но в эти первые и самые тяжелые минуты он проявил настоящее мужество и самообладание. Разведчик подтвердил лишь свое имя (в протоколе допроса его назвали «Сиднеем Георгиевичем») и признал, что недооценил советскую контрразведку. На другие вопросы Рейли отвечать отказался.

Его поместили в камеру № 73 Внутренней тюрьмы ОГПУ.

В некоторых биографиях Рейли отмечается, что это была та самая камера, в которой сидел совсем недавно его друг Борис Савинков. Не исключено, хотя первоначально, до вынесения ему приговора, Савинков находился в камере № 60, а его гражданская жена — Любовь Дикгоф-Деренталь — в камере № 55. Так, по крайней мере, пишет она в своем тюремном дневнике. Но, возможно, что в камеру № 73 Савинкова перевели после приговора. Хотя известно, что это было помещение «повышенной комфортности», чуть ли не из двух комнат, Рейли об этом нигде не упоминает. Возникает, конечно, вопрос — где именно мог написать о своей камере Рейли? Да еще так, чтобы это дошло до нас? Было где. Но обо всем по порядку.

Первые допросы почти ничего не дали чекистам. Рейли держался стойко. Он надеялся, что еще сможет выкарабкаться. Ведь британская Секретная служба, узнав, что он арестован большевиками, наверняка потребует от правительства вмешаться. Большевикам совсем не выгодно портить отношения с Великобританией, которые и так не были слишком теплыми. Так что его либо вышлют, как в 1918 году выслали Локкарта, либо обменяют. Кроме того, он сразу же понял, что «Трест» — это, по сути, разведывательная операция ОГПУ в среде белой эмиграции с выходом на спецслужбы и правительственные круги европейских государств. Говорят, что он даже высказывал чекистам профессиональные комплименты в отношении организации этой операции.

«Первые дни Рейли держался твердо, хотя сразу понял, что “Трест” — мистификация ОГПУ, — подтверждал в одной из лекций курсантам школы ОГПУ Артур Артузов. — Он, однако, надеялся, что в его судьбу вмешается СИС, британское правительство. И тогда ему показали газеты, не только советские, но и лондонские, подлинность которых Рейли установить не составляло никакого труда. Он прочитал сообщение о собственной гибели. Следовательно, никто не будет заниматься его спасением. Теперь он понял, почему его содержат в одиночной камере Внутренней тюрьмы (той самой, в которой сидел и Савинков), почему конвоиры обращаются к нему не по имени, а по номеру — 73, почему переодели в форму сотрудника ОГПУ. Он был секретным арестантом. Конвоиры понятия не имели, кто он такой, скорее всего, полагали, что какой-то ответственный работник ОГПУ с периферии, серьезно проштрафившийся».

Но в сложнейших для себя физических и психологических условиях Рейли держался до самой последней возможности и сначала даже пытался вести с ОГПУ взаимовыгодную игру. При этом вовсе не собирался сразу же выкладывать все то, что хотели от него услышать чекисты в первую очередь.

Седьмого октября 1925 года его допрашивал Стырне. Рейли не то чтобы отказывался отвечать, но говорил далеко не всю правду. Именно тогда он ответил на вопросы анкеты, которая уже упоминалась в начале этой книги.

Уже здесь бросается в глаза явная смесь правды и выдумки. Зачем Рейли нужно было хитрить в описании своего происхождения? Вероятно, он строил расчет на том, что «настоящий британец», потомственный военный, в глазах большевиков будет стоить гораздо дороже, чем бывший подданный Российской империи, еврей и эмигрант. И, соответственно, шансов выжить у британца будет больше.

Потом он рассказал о своем прошлом начиная с 1914 года. Отрывки из этой его биографии тоже не раз приводились выше. Но все то, о чем поведал Рейли, чекисты могли знать и без него. А вот важнейший для них сюжет — зачем он нелегально прибыл в СССР — разведчик свел всего лишь к двум строчкам: «В конце сентября я нелегально перешел финскую границу и прибыл в Ленинград, потом в Москву, где и был арестован».

Это, конечно, совсем не устраивало Стырне и других чекистов. Спустя два дня, под их нажимом, Рейли отступил еще немного. Он признал, что приехал в СССР для установления связи с подпольной организацией (отрицать это было бы глупо), но сам по себе. «Я, — показал Рейли, — прибыл в Советскую Россию по собственной инициативе, узнав от Н. Н. Бунакова о существовании, по-видимому, действительно серьезной антисоветской группы. Антибольшевистским вопросом я усиленно занимался всегда и посвящал ему большую часть времени, энергии и личных средств. Касаясь личных средств, могу, например, указать, что савинковщина с 1920 по 1924 год обошлась мне по самому скромному расчету в 15–20 тысяч фунтов стерлингов».

Рейли также подтвердил, что всегда «владел информацией о внутренней ситуации в стране, получая ее из некоторых российских источников, а также от разведывательных служб Англии и Америки». То есть связей со спецслужбами он теперь не отрицал, но связей как бы неформальных — мол, получал от них информацию. А от кого получал? И с какой целью? Может быть, просто от знакомых. 13 октября Стырне заявил Рейли, что если тот не прекратит свою игру и не начнет давать следствию откровенные показания, то для него все может закончиться крайне серьезно.

Но чего же хотели услышать чекисты от него? Во-первых, информацию о высокопоставленных лицах в Англии и Америке, с которыми он лично знаком. Во-вторых, данные о связях британской и американской разведок с центрами белой эмиграции.

Однако Рейли отказался. Он объяснил это тем, что не может предоставить требуемую от него «полную, точную и детальную информацию», не компрометируя себя и других. «Я не могу на это пойти», — прямо заявил он. Он предложил свой вариант: его выпускают из Советского Союза, а он становится кем-то вроде «советского агента влияния» на Западе. Рейли обещал в этом случае повлиять на эмигрантские организации — с целью убедить их отказаться от подрывной работы в СССР. А также использовать свои связи в политических и деловых кругах и всячески пропагандировать в них идею сотрудничества с советским правительством.

«Охотно признаю, что практика моей семилетней борьбы против Советской власти, а в особенности моя последняя попытка доказали мне, что все те методы, которые применялись и мною, и моими единомышленниками, не привели к цели и поэтому в корне были нецелесообразны», — признал он надопросе.