Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Третьего сентября «Известия ВЦИК» официально сообщили о том, что «ликвидирован заговор, руководимый британско-французскими дипломатами, во главе с начальником британской миссии Локкартом, французским генеральным консулом Гренаром, французским генералом Лавернем и другими, направленный на организацию захвата, при помощи подкупа частей советских войск, Совета народных комиссаров и провозглашения военной диктатуры в Москве».

Тем временем охота на заговорщиков продолжалась. Американский и французский генконсулы Пул и Гренар, а также некоторые сотрудники французской миссии укрылись в посольстве Норвегии. Нарушать экстерриториальность посольства большевики не решались — нападение на британское посольство в Петрограде все-таки вызвало в мире слишком негативную реакцию. Но здание норвежской миссии было оцеплено, его отключили от электро- и водоснабжения (правда, забыли перекрыть одну из труб), внутрь никого не пропускали.

Однако «дипломаты-заговорщики» не выходили, хотя в хорошую погоду даже прогуливались в саду посольства, и чекисты и красноармейцы их прекрасно видели. А если начинался дождь, они выбегали на улицу со всякими емкостями, чтобы набрать воды. Продуктов в посольстве хватало — в погребах хранились консервы, сухари, масло, вино, табак и свечи. Так они продержались до конца всей этой истории.

Зато 18 сентября был задержан Ксенофонт Каламатиа-но. История с местом его ареста достаточно противоречива — во многих работах о «заговоре послов» указывается, что его арестовали в момент, когда он хотел проникнуть в норвежское посольство. Однако в докладе Петерса и в «Заключении Обвинительной комиссии» по «делу Локкарта» говорится, что его взяли у здания бывшего американского генерального консульства.

Каламатиано предъявил паспорт на имя Сергея Серпов-ского, но его быстро опознали. Во время допроса чекисты обратили внимание на его слишком толстую трость. Внутри ее обнаружили тайник, а в нем — записки, расписки в получении денег и шифровки. Агенты значились под номерами. Скажем, Александр Фриде имел номер 5, а сам Каламатиа-но — номер 15. Нашли у него и инструкцию агентам. В ней говорилось: «В сообщениях следует зашифровывать особо важные данные следующим образом: номера войск обозначаются как количество пудов сахара и патоки, а также цена на них. Дух войск — положение в сахарной промышленности. Номера артиллерийских частей — мануфактура и цены на нее. Дезертирство из рядов Красной армии — эмиграция на Украину».

Любовницу Рейли Ольгу Старжевскую арестовали 12 сентября. Она признала, что была знакома с Рейли, но знала его как Константина Массино, а свою настоящую фамилию он сообщил ей совсем недавно. «Мне он казался сторонником Советской власти, — утверждала она, — хотя серьезно на политические темы я с ним не говорила, т. к. была занята исключительно устройством личной жизни, своей новой квартиры, хозяйством и службой».

Версия следствия состояла в том, что Рейли использовал ее для добывания информации о работе советских учреждений и в качестве связника. Она категорически отрицала это, заявляя на допросах, что «Рейли никогда не ставил ей вопросов, из которых она могла бы заключить, что он выпытывал у нее те или иные сведения и никогда не предлагал ей, Старжевской, чтобы она, воспользовавшись своим служебным положением, раздобыла те или иные документы».

Уже после процесса по делу о «заговоре послов», 11 ноября 1918 года, Ольга Старжевская написала заявление в Общество Красного Креста помощи политическим заключенным. Она заявляла, что осуждает замыслы своего несо-стоявшегося жениха. «То, что открылось предо мною о нем на допросах, — было для меня ужасно, — писала Старжевская. — Получилось два ничего общего не имеющих человека. Я увидела и почувствовала до боли — обман, грязь, низость поступков этого человека. Об этом заговоре я узнала только из газет. Никогда он мне о нем не говорил».

Сообщала она и о том, что никогда не участвовала «ни в каких противоестественных организациях», не высказывалась против существующего порядка, а, наоборот, «всегда была за большевизм и коммунизм», как она их понимала, и все, кто ее знали, называли ее большевичкой.

Существуют различные версии о том, насколько сильно Старжевская, как и другие подруги Рейли были вовлечены в его шпионские дела. Следствие, кстати, не поверило в ее полную непричастность к заговору. «Утверждение Стар-жевской, что она никаких сведений Рейли не сообщала и даже не знала о его деятельности в связи с получением от него такой крупной суммы как 20 000 рублей, теряет всякую достоверность. Романтическая же подкладка такого щедрого подарка в той сфере, в какой вращался Рейли, совершенно должна быть исключена», — говорилось в «Заключении Обвинительной комиссии Революционного трибунала» по «делу Локкарта».

Рейли вспоминал, что в начале сентября 1918 года в Москве только и говорили о нем. Конечно, проверить его слова уже невозможно, не исключено, что он в очередной раз преувеличивал собственную популярность, но очевидно, что в «заговоре послов» советское руководство видело в нем одну из центральных фигур. Нет сомнений также в том, что на поиск Рейли были брошены значительные силы чекистов.

О том, где он скрывался, ходили самые разные слухи. То ли в Петрограде, то ли в Финляндии, то ли в Москве, то ли он уже успел сбежать в Англию. «Не могу сказать, что такая известность льстила моему самолюбию», — признавался он.

Это понятно — подобная известность заставляла его быть в несколько раз осторожнее и причиняла массу различных неудобств. Каждую ночь он проводил в новом месте, представляясь то скрывающимся от большевиков царским офицером, то греческим торговцем, у которого реквизировали квартиру, то служащим, уклоняющимся от призыва в Красную армию. Как вспоминал Рейли, вряд ли он был желанным гостем, хозяева квартир не скрывали своего страха, но все-таки ни один из них не отказал ему в приюте. Он всегда помнил об этих людях с глубоким чувством благодарности.

Помогло ему и то, что в советских газетах печатались имена арестованных заговорщиков и их сообщников, и Рейли имел представление, куда ему можно идти, а куда нельзя.

Сложно сказать, смогли ли в это время чекисты выйти на его след. О своих приключениях в эти дни Рейли рассказывал так. Однажды рано утром он вдруг услышал на улице шум подъехавшего грузовика. Хлопали двери, раздавались голоса и топот сапог. Из нижних квартир дома послышались глухие крики. Рейли понял, что в доме происходит обыск. Он быстро оделся и вышел из квартиры, в которой скрывался, на лестницу. В подъезде стоял красноармеец с винтовкой и папиросой во рту. Рейли лениво подошел к нему, тоже вынул папиросу и сказал: «Дай прикурить, товарищ!» Прикурив, он поблагодарил красноармейца, вышел во двор, потом — на улицу и скрылся. Тогда ему повезло.