Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Все это, считал Маршан, делается для того, чтобы «бросить Россию во все более кровавую политическую бесконечную борьбу, обрекая ее на нечеловеческие страдания от голода». Интересно, что письмо Маршана к Пуанкаре было перехвачено как французской контрразведкой, так и ВЧК. Французы осудили журналиста за то, что он фактически разгласил планы заговорщиков, а чекисты постарались использовать его письмо в пропаганде — позже оно было опубликовано в советской печати [44] По другой версии, Маршан сотрудничал с ВЧК, и письмо к А. Пуанкаре написал чуть ли не по просьбе Ф. Э. Дзержинского, чтобы потом оно было как бы случайно обнаружено чекистами во время обыска его квартиры и использовано в качестве доказательства планов заговорщиков. .

Рейли писал, что заговорщики определили день, когда должен был произойти переворот — 28 августа. Он получил сведения о том, что тогда в Большом театре состоится расширенное заседание ВЦИКа. Предполагались выступления Ленина и Троцкого — последний планировал выступить с докладом о положении на Восточном фронте. Именно тогда подкупленные латыши и должны были арестовать все советское руководство.

Можно предположить, что Рейли рассчитывал не только на латышей и контрреволюционеров-подпольщиков, но и на некоторых бывших высокопоставленных генералов и офицеров, служивших к тому времени в Красной армии. Например, на того же Михаила Бонч-Бруевича. Интересно, что в самый разгар подготовки к перевороту — 20 августа — Бонч-Бруевич подал в отставку с поста военрука Высшего военного совета по состоянию здоровья, и она, после некоторых колебаний Ленина и Троцкого, была принята. Подлинной причиной отставки Бонч-Бруевича считается его расхождение во взглядах и «карьерная война» с Иокимом Вацетисом, ставшим 2 сентября 1918 года главкомом всеми вооруженными силами Республики [45] На это указывает, например, историк Андрей Ганин. См.: Ганин А. В. Повседневная жизнь генштабистов при Ленине и Троцком. М., 2017. . Но как бы он отреагировал на предложение присоединиться к восстанию, которое привело бы к возобновлению войны с Германией? И намекал ли ему Рейли на то, что с Брестским миром, который Бонч-Бруевич считал унижением для России, вскоре может быть покончено? Об этом ничего не известно, но предположение о том, что в случае успешных первых шагов заговорщиков он мог бы присоединиться к ним, не лишено оснований.

О «дне X» Рейли сообщил Берзину. Вскоре, однако, выяснилось, что заседание откладывается до 6 сентября. Однако у Рейли эта отсрочка не вызвала подозрений. Наоборот, она давала ему возможность съездить в Петроград и «сверить часы» с капитаном Кроми. В день выступления в Москве должно было начаться и восстание в Петрограде. Одной из главных «мишеней» питерских заговорщиков был председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий.

Двадцать седьмого августа Рейли передал Берзину еще 300 тысяч рублей. Тогда же он еще раз настойчиво попросил его съездить в Петроград и дал ему связной адрес — Торговая улица, дом 10, второй подъезд, квартира 10, спросить у Елены Михайловны «господина Массино» — под этой фамилией его там знали.

В тот же день Берзин отправился в Питер, но перед отъездом отнес в ВЧК деньги, полученные от Рейли. Их сложили в большой холщовый мешок, и командир Латышской дивизии Карл Петерсон, который тоже был в курсе операции, взвалив мешок на спину, вместе с Берзиным пошел в кабинет председателя ВЦИКа Якова Свердлова.

Советская писательница Елизавета Драбкина, которая в 1917–1919 годах работала секретарем Свердлова, вспоминала об этом эпизоде в своей художественно-мемуарной повести «Черные сухари»: «Я видела его, этот миллион, когда Петерсон и Берзин принесли его, чтобы показать Свердлову. Миллион лежал в сером холщовом мешке. Петерсон нес его за плечами, как носят мешки с картошкой. Развязав веревку, стягивавшую мешок, Петерсон вывалил на диван груду грязноватых пачек. По словам Локкарта (на самом деле об этом говорил не Локкарт, а Рейли. — Е. М .), эти деньги были собраны для нужд заговора “богатыми русскими людьми” в обмен на чеки, которые должно было впоследствии оплатить английское правительство.

Свердлов оторвал кусок газеты, подошел к дивану, на котором лежал миллион, и прихватил через бумагу пачку, чтобы поближе рассмотреть деньги своими близорукими глазами.

— Противно в руки брать, — сказал он…

На лице Берзина блуждала смущенно-счастливая улыбка.

— И дурак же этот Локкарт, — сказал Яков Михайлович, глядя на Берзина. — Нашел кого вербовать!..»

Затем Берзин поехал в Петроград.

Елены Михайловны, хозяйки явочной квартиры на Торговой улице, дома не оказалось, но швейцар дал Берзину ключ от ее квартиры, чтобы он мог ее подождать. В квартире ОН увидел конверт С ВИЗИТНОЙ карточкой «Сиднея Георгиевича Рейли», а на ее обратной стороне был написан адрес: «Шереметевский переулок, № 3, кв. 85…». Это, конечно, была важная информация для чекистов, и они вскоре ее использовали.

Хозяйку Берзин так и не дождался. Он отправился в город, где вдруг неожиданно увидел Рейли, который ехал на извозчике. Действительно, он тоже приехал в Питер. Накануне отъезда он сказал Хиллу, что ему нужно увидеться там с капитаном Кроми и еще с некоторыми лицами. Вероятно, он имел в виду и латышей, с которыми его должен был свести Берзин.

Увидев на извозчике Рейли, Берзин удивился тому, что англичанин весьма необычно одет — он был в плаще защитного цвета и в очках, которые раньше никогда не носил. Они коротко обменялись последними сведениями. Берзин сказал, что связь с петроградскими латышами он пока еще не установил, и, в свою очередь, попросил Рейли познакомить его с местными белогвардейцами. Рейли обещал, но проявил осторожность и от знакомства Берзина с питерскими белыми подпольщиками уклонился.

В тот же день Берзин вернулся в Москву, а Рейли еще оставался в Питере.

До нанесения главного удара в Большом театре еще было время.

«ВЧК видела всю подноготную интригу представителей Антанты, — писал Яков Петерс. — Но дело разведки еще далеко не было доведено до конца… Предстояла еще большая работа для раскрытия этой обширной шпионской организации, имеющей глубокие корни как среди против Советской власти настроенного офицерства, так и среди советских служащих. Но этой работе помешал белый террор».

Утром 30 августа в вестибюле Народного комиссариата внутренних дел Петроградской коммуны на Дворцовой площади был убит председатель ПетроЧК Моисей Урицкий. Застрелил его 22-летний бывший студент Петроградского политехнического института, бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища, поэт и член партии народных социалистов Леонид Каннегиссер.