Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Вскоре в Берлин приехал и сам Рейли. «Как-то мне позвонил по телефону Орлов, — рассказывал Эльфенгрен, — и сказал мне, чтобы я передал Савинкову, что хозяин приехал… Я очень удивился и не мог понять, кто это может быть. На мой вопрос Орлов ответил, что Савинков поймет… Савинков сказал, что это приехал Рейли и что Орлов его так называет. Савинков быстро собрался для встречи с ним… Первая встреча была на квартире Орлова. Савинков рассказал Рейли о положении, о том, что до сих пор ничего не удается, о затруднениях с приездом сотрудников и т. д. Рейли спрашивал, доволен ли он помощью Орлова, надеется ли он все же что-нибудь сделать, в чем главное затруднение и т. п. Савинков сказал, что будет пытаться, но не особенно рассчитывает, так как средств совершенно недостаточно… что не знает, как с оставшимися деньгами дотянуть до конца».

Под руководством Рейли террористы вели слежку за вокзалами и отелями, где могли остановиться советские руководители. Но ни Бухарин, ни Рыков, ни тем более Ленин в Берлине не появились. Вскоре стало известно, что советскую делегацию вместо Ленина возглавит нарком иностранных дел Георгий Чичерин, но и «боевая группа» Рейли — Орлова странным образом умудрилась его проморгать. Возможно, благодаря крайне жестким мерам безопасности, которые предприняла полиция Берлина. Чичерину удалось проехать через столицу Германии практически незаметно.

Конференция в Генуе начала свою работу 10 апреля 1922 года. Интересно, что в состав британской делегации входил и уже знакомый нам Джордж Хилл. Он выступал в роли референта по вопросам нефти при министре иностранных дел Великобритании. Но не исключено, что он должен был подстраховывать Рейли, Савинкова и их людей в операции по покушению на Чичерина.

Поскольку в Берлине Чичерина проворонили, Савинков решил вернуться в Геную. Там он уже успел завести полезные связи. Савинков-Гуленко вышел на резидента советской разведки в Италии, предложил ему свои услуги информатора в стане белой эмиграции и передал несколько весьма важных документов из архива Савинкова (то есть из своего собственного). Для чего? Для того, чтобы войти к нему в доверие. Если верить этой версии, то действовал он весьма успешно, и, когда началась конференция, Савинков смог оказаться в окружении советской делегации (по одним данным, чуть ли не в составе ее охраны).

Все, казалось бы, шло по плану, но закончилось ничем.

«Готового к услугам» советской разведки «журналиста из Константинополя» Гуленко решили проверить на Лубянке. Отследили его поездки. В Берлине чекисты раздобыли временное свидетельство Гуленко, якобы выданное ему итальянским консулом в Константинополе. Этим документом он пользовался для обратного въезда в Италию из Берлина. «Слил» это свидетельство чекистам берлинский полицейский — то ли за деньги, то ли по идейным соображениям.

Все остальное было делом техники. Сличили фотографии и поняли, что журналист Гуленко — это знаменитый Борис Савинков. Советские представители в Италии сообщили местным властям о том, что бывший террорист-эмигрант с подозрительными намерениями крутится вокруг делегации РСФСР.

Итальянцы предприняли в Генуе самые строгие меры безопасности. Джордж Хилл вспоминал, что город был буквально набит полицейскими и секретными агентами — как в форме, так и в штатском. Порядок охраняли карабинеры, которые и днем, и ночью патрулировали все дороги, ведущие к месту проведению конференции — Дворцу Святого Георгия — и окрестности. Никакие ЧП хозяевам были не нужны, поэтому, получив от советской стороны информацию о Савинкове, итальянцы среагировали быстро и 18 апреля 1922 года его арестовали. Вроде бы у него был обнаружен план гостиницы, где останавливалась советская делегация.

Если на Чичерина действительно готовилось покушение, то его попытка с треском провалилась.

Генуэзская конференция продолжалась полтора месяца, но, в общем-то, закончилась ничем. Советская делегация была готова обсуждать вопросы о компенсациях бывшим иностранным собственникам в России и свои обязательства по долгам царского и других правительств, но лишь при условии, что Запад признает большевиков де-юре и выделит им кредиты. Но западные страны были к этому пока не готовы. Зато тогда же, во время конференции, советская делегация совершила неожиданный дипломатический маневр. Она начала переговоры о взаимном признании, урегулировании спорных вопросов и установлении дипломатических отношений с другим тогдашним «изгоем Европы» — Германией. 16 апреля 1922 года соответствующий договор был подписан РСФСР и Германией в городке Рапалло в Италии. Для Советской России это подписание означало окончание международной дипломатической изоляции.

Ну а что же Савинков? После ареста итальянской полицией ГПУ предлагало потребовать его выдачи. Соответствующие предложения были направлены заместителю наркома по иностранным делам Льву Карахану. Но обратиться к итальянцам с таким демаршем просто не успели. На этот раз Савинкова спас Муссолини, благодаря вмешательству которого Бориса Викторовича постарались побыстрее спровадить из Италии во Францию.

Когда Савинкова в 1924 году чекисты на допросах спрашивали о том, «подготовлялось ли Вами покушение на Рыкова и Раковского?», он отвечал: «Нет. Болтовня». А на просьбу рассказать о «берлинском покушении» ответил: «Покушения не было. Были попытки по подготовлению его в 22 г. Дело ограничилось наблюдением за советской миссией и за вокзалами. Это “покушение” (в сущности, единственное, в котором я участвовал) убедило меня в невозможности терактов из-за разложения эмиграции».

Что-то, значит, все-таки действительно было.

Любопытный момент: судя по сохранившимся в ГА РФ письмам Сиднея Рейли Борису Савинкову, наиболее интенсивная переписка начиналась между ними в 1922 году. Она продолжалась без перерыва два с половиной года, причем писали они друг другу чуть ли не каждую неделю, а то и чаще. Не всегда, конечно, но в основном. А вот весной 1922 года писем Рейли Савинкову почему-то нет. Почему? Может быть, потому, что в феврале, марте и апреле они встречались? Например, в Берлине или Генуе? В самом деле, зачем же тогда писать ему?

Первое письмо в 1922 году Рейли отправляет Савинкову лишь в Париж — к тому времени Бориса Викторовича уже выслали из Италии. Начинается оно как-то туманно и даже загадочно.

«Мой дорогой друг, — писал Рейли. — Наконец, чувствую себя в состоянии писать Вам. Все эти две недели я находился в таком состоянии нервного напряжения и сосредоточенности, что хватало сил только на телеграммы. Вы, вероятно, не раз испытывали такое состояние и поэтому поймете меня.