Викентий Вересаев - Пушкин в жизни. Спутники Пушкина

– Что с тобой, что с тобой, Пушкин?

– Ах, эта ее песня все во мне перевернула, она мне не радость, а большую потерю предвещает!

Встал и уехал, ни с кем не простившись.

Еще раз Таня видела Пушкина через месяц-полтора после его свадьбы. Шла она по улице, навстречу богатая, новенькая карета четвернею. Слышит, кто-то из кареты кричит:

– Радость моя, Таня, здорово!

Это был Пушкин: он спустил окно кареты, высунулся и послал Тане рукой поцелуй. Рядом с ним Таня увидела его красавицу-жену в голубой бархатной шубе. Наталья Николаевна глядела на Таню и улыбалась.

Президент Академии художеств, директор Публичной библиотеки, археолог. Примыкал к литературной партии Шишкова, был деятельным участником «Беседы любителей российского слова». В хлебосольном доме его собирались, с одной стороны, представители высшей аристократии, с другой – писатели и художники. Постоянными посетителями были Державин, Капнист, Озеров, Крылов, Гнедич, Батюшков, позднее – Жуковский, Вяземский, Пушкин, М. Глинка, Брюллов, Кипренский. Граф С. С. Уваров вспоминает: «Предметы литературы и искусства оживляли разговор; совершенная свобода в обращении, непринужденная откровенность, добродушный прием хозяев давали этому кругу что-то патриархальное, семейное. Сюда обыкновенно привозились все литературные и художественные новости. Политика не составляла главного предмета разговора, она всегда уступала место литературе». Летом собирались на даче Е. М. Олениной в Приютине, недалеко от Петербурга, за Пороховыми заводами. Дача отличалась прекрасным местоположением; барский дом стоял над самой рекой и прудом, окаймленным дремучими лесами. Гостей всегда было множество; держалось семнадцать коров, а сливок никогда не хватало. Гостить у Олениных было очень привольно: каждому отводилась особая комната, давалось все необходимое, и затем объявляли: в десять часов утра пьют чай, в двенадцать – завтрак, в четыре – обед, в шесть часов полдничают, в девять – вечерний чай; к еде гости созывались ударом в колокол. В остальное время дня и ночи каждый мог заниматься чем угодно: гулять, ездить верхом, стрелять в лесу из ружей, пистолетов и из лука, причем Оленин показывал, как нужно натягивать тетиву. В карты играли только в исключительных случаях. В большом ходу была игра в шарады, которая, при даровитости участников, являлась очень интересной; особенно уморителен был в этой игре Крылов, когда он изображал героев своих басен.

Оленин был очень маленького роста, горбатый, седой как лунь, веселый, подвижный. Был, по выражению Вигеля, «искателен в сильных при дворе и чрезвычайно уступчив в сношениях с ними». Когда служивший под его начальством в Публичной библиотеке Дельвиг съездил в Михайловское на свидание с опальным Пушкиным, Оленин уволил Дельвига от должности. Свербеев рассказывает: «Оленин, человек по учености и человек по росту и характеру, имел солидное классическое образование, был знаток древностей и археологические свои знания с умением и вкусом распространял на художества и поэзию. Им было написано множество статей о разных ученых предметах. Несмотря на свою серьезную ученость и художественный вкус, он был сановником уклончивым, искательным. В звании государственного секретаря он был послушным орудием Аракчеева». Однажды на конференции Академии художеств Оленин предложил избрать Аракчеева почетным членом. Тогда известный масон Лабзин спросил о причине такого странного предложения. Оленин смутился и ответил:

– Потому что граф Алексей Андреевич ближе всех к государю.

– В таком случае, – заявил Лабзин, – я имею честь предложить почтенному собранию избрать в наши члены Илью Ивановича Байкова, лейб-кучера его императорского величества, ибо никто, согласитесь со мной, не бывает так близко к его величеству, как он.

Лабзин был за это выслан на жительство в Симбирск. Оленин носил странный, смешной мундир ополченца 1812 г., в угодность государю, который жаловал более военных, чем штатских. Видеть маленькую фигурку в течение двадцати лет в этой одежде, столь мало приличной государственному секретарю, а тем более президенту Академии художеств, было тем более странно и смешно, что Оленин в Отечественную войну и не имел случая, а может быть, и желания понюхать пороху.

Жена А. Н. Оленина, рожденная Полторацкая, тетка А. П. Керн. Вигель о ней: «Эта умная женщина исполнена доброжелательства ко всем; но в изъявлении его некоторая преувеличенность заставляла иных весьма несправедливо сомневаться в ее искренности. Любовь к общежитию побеждала в Елизавете Марковне самые телесные страдания, коим так часто была она подвержена. Часто, лежа на широком диване, окруженная посетителями, видимо мучаясь, умела она улыбаться гостям. Ей хотелось, чтобы все у нее были веселы и довольны. Ни в каких хозяевах нельзя было найти столько образованной приветливости. Искусно сочетались все приятности европейской жизни с простотой русской старины». «Добрая Элиза», – называл ее Батюшков.

Дочь предыдущих. Выросла в блестящем кругу писателей и артистов, собиравшихся в доме Олениных. Семнадцати лет назначена фрейлиной. При дворе считалась одной из выдающихся красавиц, выделялась, кроме того, блестящим, игривым умом и особенной любовью ко всему изящному. Была небольшого роста, с золотисто-русыми волосами. О глазах ее Пушкин писал:

В 1828 г. Пушкин увлекался Олениной. Весной он почти ежедневно встречался с ней в Летнем саду, куда ходил гулять с Вяземским и Плетневым. Если ее не было, он искал ее по всему саду, кидался к Вяземскому или Плетневу и жалобным голосом повторял стих из трагедии Озерова:

В мае месяце Пушкин с Вяземским и Мицкевичем гостили в Приютине. Комары всех изводили. Вяземский приходил в неистовство. Мицкевич говорил, что это кровавый день, а Пушкин, весь в прыщах, осаждаемый комарами, нежно восклицал:

– Сладко!

В пушкинских черновых тетрадях того времени беспрестанно встречается анаграмма имени и фамилии Олениной: Aninela, Etenna. Раз даже встречается густо зачеркнутая запись: «Annett Pouchkine». Писал о ней много стихов. Однажды Оленина нечаянно сказала Пушкину «ты». В следующее свое посещение Пушкин привез ей стихи: