Олег Куденко - Орбита жизни

«Заря» сообщает, что ходом стартовой подготовки интересуется Москва. Передали, что подготовка идет нормально, самочувствие пилота отличное.

— Вас понял. Все правильно передали. Скажите ребятам, споем сегодня вечером. Если есть музыка, можно немножко пустить.

Полилась, согревая душу, широкая русская песня про любовь. Музыка не мешает Юрию. Он работает строго по программе.

«Заря» запрашивает команду о замыкании контрольных контактов люка.

Команда проходит отлично.

К микрофону подходит Главный конструктор. Юрий мгновенно узнает его голос. Он всегда отличит его из тысячи.

— Все идет нормально. «Изделие» подготовили хорошо. Не беспокойтесь. Как себя чувствуете?

— Я не беспокоюсь, чувствую себя отлично, как вы себя чувствуете? Передайте врачам: пульс у меня нормальный. А как у них?

В ответ Юрий услышал дружный смех товарищей и аплодисменты, раздавшиеся на пункте связи: Юрий попал в самую точку — у врачей, видимо, действительно участился пульс в эти предстартовые минуты.

Юрий вновь пристально и придирчиво осматривает свое сложное корабельное хозяйство. Снимает плексигласовый колпак, перечеркнутый красным крестом, закрывающий пульт пилота. Тускло блестит серый матовый лак…

Гагарин, разбуди его ночью, мгновенно вспомнит назначение каждого тумблера и каждой кнопки. Слева сбоку — ручное управление, включение тормозного двигателя и надпись, поблескивающая серебром и чернью: «Внимание: кислород!» Правее — на панели пульта — тумблеры каналов связи, кнопка магнитофона, регуляторы громкости приемников, блокировки ориентации, тумблеры светофильтров, защитных шторок, освещения, «Глобуса»…

— «Заря»! Я — «Кедр»! Проверку пульта закончил. Положение тумблеров заданное.

— «Кедр», продолжайте работать. Все у вас хорошо. У нас тоже, — подбадривает его Земля.

Взгляд еще раз обегает темно-серый пульт пилота и сдвигается вправо, в центр. Серебристо-белесая приборная доска на первый взгляд выглядит проще: меньше тумблеров, зато на ней есть круглые диски индикаторов… Слева направо, сантиметр за сантиметром, ощупывает их взгляд космонавта. Готовы к работе приборы, регулирующие параметры кабины. Неподвижен «Глобус». Замерли стрелки на многочисленных дисках. Спокойно горит световое табло. И только слева на одном циферблате беззвучно скачут стрелки, словно поторапливая старт. Идут минуты. Вприпрыжку мчатся секунды.

Юрий прикасается к регулятору коррекции, всматривается в небольшое окошко счетчика витков. Все в исходном положении. Сложные совмещенные индикаторы, когда-то буквально поразившие его своей рациональной компактностью, готовы к работе. Не слышно только пощелкивания реле и ровного гудения трансформаторов в приборном отсеке. Юрий включает тумблерок рации.

— «Заря»! Я — «Кедр»! Как слышите меня?

Земля ответила, что слышит хорошо.

Затем он проверил связь на УКВ. Снова позвал «Зарю».

— «Заря»! Я — «Кедр». Проверку связи закончил. Как поняли? Исходное положение тумблеров на пульте управления заданное. Глобус на месте разделения. Давление в кабине — 1, влажность — 65 %, температура — 19°, давление в отсеке — 1,2, давление в системах ориентации нормальное. Самочувствие хорошее. К старту готов. Как, по данным медицины, сердце бьется? Как поняли?

Земля ответила:

— Я — «Заря». Поняли вас хорошо. Наблюдаем за вами по телевидению. Ваш вид нас радует. Ваш пульс — 64, дыхание — 24. Все идет нормально.

И снова говорит Земле космонавт:

— Чувствую себя хорошо. Перчатки надел, гермошлем закрыл, к старту готов!

Земля все время передает на корабль команды по подготовке и сообщает оставшееся до старта время.

— Объявлена десятиминутная готовность.

Юрий это и сам знает. Зеленовато-белая стрелка уверенно перешагивает деление за делением. Юрий не волнуется. Только внутри все ноет от тягостно-тягучего ожидания. «Скорей бы, скорей!»

Над космодромом репродуктор разносит песню «Я люблю тебя, жизнь». Песня слышна в наушниках.

Но вот наступают решающие минуты.

Он пристегивает ремни. Снова докладывает о готовности.

Врачи и инженеры склоняются над телеметрическими приборами.

Над космодромом тревожно гудит сирена…

Люди покидают стартовую площадку.

Убираются фермы обслуживания, открывая гигантскую ракету с космическим кораблем. На его носовой части ясно видна надпись: «Восток СССР».

Мир еще ни о чем не знает.

Не знает и Валя, что эти минуты уже наступили…

«Двадцать миллионов лошадей», — думает Юрий и впервые удивляется этой цифре. Он знал, что суммарная мощность всех шести двигателей — 20 миллионов лошадиных сил, но, представив себе этот необычайный табун, невольно улыбнулся. Это все поголовье коней царской России конца XIX века. Это суммарная мощность тысячи больших авиационных моторов, или миллиона автомашин «Москвич», или десятка могучих гидроэлектростанций. Юрий улыбается: невиданная космическая мощность исчисляется в обычных лошадиных силах…

Юрий положил руку на красный рычаг. Крепко стиснул его, готовый в любую секунду нажать рукоятку катапульты. Если на панели вспыхнет красный сигнал — значит, при запуске создалась аварийная ситуация. Нужно быть ко всему готовым.

Он весь в напряженном внимании. Слышит, как пульсирует кровь в висках…

В пультовой комнате, вдоль бетонных стен, на своих креслах застыли операторы в рабочих комбинезонах. Мерно мигают сигнальные лампочки, бесшумно скачут стрелки на шкалах приборов, сухо пощелкивают контакты.

Уже отзвучали доклады о работе многочисленных элементов пусковой системы. Все службы доложили о готовности.

Начальник стартовой команды склонился к окулярам перископа.

В небольшой комнате под низким потолком стало особенно тихо.

Главный конструктор крепко сжимает в руке микрофон. Маленький динамик повторяет его команды, ответы космонавта.

— Начинаю отсчет.

— Пять…

— Четыре…

— Три…

— Два…

— Ключ на старт!

— Пуск!

Нажата красная кнопка старта. Заработали мощные двигатели и вспомогательные агрегаты ракеты. В кабину врывается плотный могучий грохот. Сперва звучат басовые ноты, затем — более высокие, переходящие в свист. Гул нарастает с каждым мгновением.

В перископы и на телевизионных экранах командного пункта отчетливо видны оранжевый огненный вихрь и клубы дыма и пыли, одевшие ракету почти до самого верха. Из динамика раздается гагаринское: «Ну, по-е-хали!! Все проходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, все нормально!»

И вот ракета сперва медленно, словно нехотя, поднимается, на миг как бы зависает над Землей, а затем все быстрее уходит вверх и чуть в сторону, оставляя за собой сверкающий серебристый след инверсионных газов. Через минуту и этот след растаял в глубоком утреннем небе.