Зинаида Главан - Слово о сыновьях

Как-то мы взяли его с собой в Бельцы. Проходя но главной улице, Боря внимательно рассматривал витрины магазинов и вдруг, остановившись, радостно закричал:

— Мамочка, смотри, лошадь! Купи, пожалуйста!

На витрине, действительно, красовался темно-рыжий, с гордо поднятой головой, в позолоченной уздечке конь. Мы зашли в магазин, спросили цену. Красавец-конь стоил непомерно дорого, не по нашим деньгам.

Боря был очень огорчен этим и всю обратную дорогу вспоминал о сказочном коне, увиденном в магазине.

— А ты не горюй, — успокаивал его отец. — Вот накопим денег и купим коня. А пока будешь скамейки переворачивать.

И я и муж часто рассказывали детям сказки. Боря особенно любил сказки о богатырях, о храбрых и сильных людях, которым не страшны никакие враги.

В долгие зимние вечера, когда в трубе завывал ветер, дети сидели у горячей печки и слушали. В комнате тепло и уютно. В такой обстановке кажутся особенно грозными битвы богатырей с темными силами зла. Заканчивалась сказка, и дети опять просили:

— Папа, расскажи еще. Про Фэт-Фрумоса [2] Добрый молодец. расскажи, про Иляну Косынзяну…

И Григорий Амвросиевич негромким басом снова начинал:

— В некотором царстве, в некотором государстве…

Он рассказывал до тех пор, пока у ребят не начинали слипаться глаза. Полусонных я раздевала их и укладывала спать.

Среди сказок были и такие, которые толкали к раздумью над жизнью. Помню, однажды муж рассказал детям такую, похожую на быль, сказку.

— В некотором царстве, в тридевятом государстве жил один богатый человек. Был он страшно скупой и жадный, и люди не любили его. Но когда богач проходил по улице, все низко кланялись ему, и только один старик не хотел ему кланяться, отворачивался. Это был гордый и честный старик. Он не мог уважать богача, который издевался над крестьянами, кормил их гнилыми огурцами и заплесневевшими сухарями.

Вот как-то летом, в самую страдную пору, народ не вышел на работу к богачу. Созревшие хлеба начали осыпаться. Тогда в дом богача пришел старик: «Видишь, как плохо быть жадным, — сказал он богачу. — Из-за своей жадности ты можешь потерять весь урожай. Не скряжничай, корми крестьян сытно, и они уберут твой хлеб».

Всю ночь не спал богач. Не хотелось ему уступать, но и хлеб было жалко потерять. Под утро он кликнул слуг, велел зарезать несколько баранов, накрыть на дворе столы и досыта накормить крестьян.

— Молодец старик, добился своего, — радовался Боря.

Росли наши дети вместе, были неразлучны, а вот характеры, наклонности у них были совсем разные.

Мы выписали румынский детский журнал «Диминяца копиилор» [3] «Детское утро». . Боря и Миша с удовольствием слушали стихи о забавных похождениях Хапли — постоянного комического героя этого журнала. Кроме стихов, рассказов и картинок, журнал издавал приложение, рассчитанное на развитие детской смекалки. В журнале печатались замысловатые фигуры, из которых, если правильно вырезать их и склеить, можно было сделать различные игрушки: самолет, пушку, корабль, домик.

Боря и Миша часами возились над этими приложениями. Вот тут-то и было видно, кто из них настойчивее и терпеливее. Мише быстро надоедала игра, он или откладывал приложение, или же просил меня помочь. Боря, наоборот, подолгу сидел за столом, вырезывал не торопясь, аккуратно, старался точно следовать линиям, которые были на рисунке. Он забывал обо всем: об улице, о товарищах и сосредоточенно работал ножницами. Борю увлекало желание увидеть, что же из этого получится, какая игрушка. Он не бросал работу, пока не добивался своего. А закончив, спешил ко мне.

— Смотри, мама, какой красивый самолет получился, — и бежал с игрушкой на улицу, чтобы показать ее товарищам.

Ребята придирчиво рассматривали самолет. Недовольные тем, что Борю приходится подолгу ждать, они не выказывали своих восторгов, а деловито замечали:

— Упрямый ты, Борька.

Тот горестный год мне очень хорошо запомнился.

Январь стоял лютый, морозный. По ночам стены трещали от стужи.

— Это мороз пробивает щели. Хочет к нам в дом забраться, — шутил муж.

Снегу выпало много, и старики, глядя на заваленные сугробами улицы, сокрушенно качали головами:

— Давненько не было такой зимы.

Как-то вечером, впустив за собой клубы белого пара, к нам зашел сосед Герасим. Он обмел веником снег с валенок, снял кушму, перекрестился и негромко печально произнес:

— Слыхали, в России Ленин умер?

— Кто сказал? — вскочил Григорий Амвросиевич.

— На мельницу ездил, в Бельцы… Люди говорили, будто в газетах пропечатано… Рабочие мельницы митинг устроили… почтить Ленина… Полиция, говорят, двоих арестовала.

Наступило тяжелое молчание. Муж и Герасим, чтобы скрыть свое волнение, понурив головы, стали свертывать цигарки. За окном потрескивал мороз.

— Как же теперь, Григорий Амвросиевич? — растерянно спросил Герасим, сделав глубокую затяжку. — Говорили, Ленин пошлет Красную Армию освободить нас. А как же теперь… без Ленина?

Григорий Амвросиевич молчал. Чем он мог утешить потрясенного горем крестьянина? Он, как и многие другие, считал румынскую оккупацию случайным явлением и надеялся, что правительство Румынии выполнит обещание: выведет свои войска из Бессарабии. Но шли годы, а оккупанты продолжали хозяйничать на бессарабской земле. Надежды на освобождение молдавские крестьяне связывали со светлым именем Ленина.

И вот его не стало…

— Видать, самим придется выкручиваться, — со вздохом говорит Герасим. — Только, что из этого выйдет?.. Вон в Хотине поднялись, а что получилось? — Он жадно затянулся дымом, словно хотел заглушить тяжелые мысли.

— Нет, без России нам нету житья, — вдруг убежденно говорит Герасим и, нахлобучив кушму, молча выходит.

Ленин… Мне вспоминается бурная весна 1917 года. Толпы народа у Финляндского вокзала в Петрограде. Рабочие на руках вносят Ленина в Царский зал. А потом он с броневика произносит вещие слова: «Да здравствует социалистическая революция!..»

…«Как же теперь, без Ленина?» — вспомнились мне горькие слова Герасима. В то время я сама не нашлась бы, что ответить.

Но ленинские идеи проникали во все уголки земного шара, поднимая угнетенных на борьбу за лучшую жизнь.

Правобережные молдаване, насильственно отторгнутые от своих братьев с левого берега Днестра, не хотели склонить голову.

Однажды в сентябрьский день 1924 года муж вернулся с работы хмурый, взволнованный. Не отрывая глаз от газеты, он возмущенно бормотал:

— Негодяи! Ах, подлецы!

— Что случилось? Кого ты ругаешь? — спросила я.

— Вот, читай, — протянул он мне газету, — в Татарбунарах крестьяне не хотят признавать румынскую власть. Так королевские войска бросили против них артиллерию и расстреливают безоружных людей. Звери!