Максим Баженов - Мой учитель Филби

За этим последовал беглый осмотр помещений и распределение жилья. Нашей дочери досталась комната короля, апартаменты с лепными украшениями семнадцатого века, предназначавшиеся специально для Карла Первого.

Помнится, нас тогда поразила свежесть и сухость воздуха и вообще здоровый климат замка. Вероятно, впервые в жизни мы ощутили, какое это счастье, жить на лоне природы, в помещении, построенном из натуральных материалов, без какой-либо примеси химии.

Вот гравюра с изображением царя Алексея Михайловича, старинный русский самовар, тысячи мелких украшений и предметов, заботливо разложенных на свои места, вплоть до какого-то сувенира, подаренного уже нами. Знаменитые кожаные ботфорты кровавого Томаса Московита, которые, как мне кажется, не сносятся веками. Портреты и все такое прочее.

Вот она, многовековая история, сказочно богатая этими мелочами, традициями. У семьи Диэлов есть прошлое, имеются корни. Значит, она спокойно живет в настоящем и уверенно смотрит в будущее. Насколько же важно беречь историю, как семьи, так и государства!

Подобное чувство мы испытали, посетив тем же летом имение герцогов Мальборо Блэнэм-пэлас. Там я впервые осознал, что, впитав в себя вековые традиции предков, гуляя по дышащему историей парку, молодые Мальборо – там же, кстати, был взращен и Уинстон Черчилль, родственник этих герцогов? – должно быть, учатся без суеты взирать на настоящее, по-философски, с достоинством относиться к жизни.

Но вот ироническое добавление к моим высокопарным рассуждениям. Вскоре я узнал, что наследник рода Мальборо – законченный наркоман и педераст.

Настало время рассказать о моем самом любимом англичанине – Брайене Бойдене, которого я искрение считаю своим вторым отцом. Пока я писал эту книгу, его не стало. Брайен ушел из жизни весной 2015 года, в восемьдесят семь с половиной лет. Почти до самой его кончины мы регулярно обменивались письмами по электронной почте и постоянно планировали встретиться где-нибудь в континентальной Европе. Например, в швейцарском замке, расположенном недалеко от Цюриха, принадлежащем его жене Барбаре, урожденной баронессе Цоликофер, энергичной аристократке одного с Брайеном возраста, бывшей балерине.

Детей Брайену с Барбарой Бог не послал. Жили они всегда в окружении кошек в скромном домике, правда, в престижном лондонском районе Уимблдон, известном благодаря знаменитому теннисному турниру. В доме было полно книг. Они не только стояли на стеллажах, но и лежали стопками на всех столиках.

В то же время в доме никогда не было телевизора. Брайен говорил, что информацию он получает из сообщений радио. Ему достаточно узнать только факты, а дальше мозговой компьютер опытнейшего журналиста достраивает всю картину события.

В буфете теснилась масса разнокалиберных бокалов. По мнению хозяина, так, во-первых, было экономнее. Во-вторых, преимущество состояло в том, что каждый гость пил из своего индивидуального сосуда и не мог взять по ошибке бокал другого человека.

На стенах висело целое море фотографий. Вот Брайен стоит в обнимку с выдающимся госсекретарем США Генри Киссинджером. Вот он получает какую-то награду из рук американского президента, ведет оживленные беседы с высшими политическими руководителями других стран. Короче, чуть не вся история второй половины двадцатого века.

Когда я впервые увидел Брайена Бойдена, ему было пятьдесят с небольшим. Крупный приятный мужчина, лысоватый, с бородкой и в очках. Почему-то он все время напоминал мне Солженицына, хотя если приглядеться, то сходство было весьма отдаленным. Носил Брайен в ту пору свободно сидящие серые костюмы-тройки с обязательными карманными часами на элегантной золотой цепочке, погруженными в жилетный карман.

Все эти детали в совокупности с тем, о чем мы с Брайеном беседовали, настолько повлияли на формирование моей натуры, отношение к англичанам, политике и к жизни в целом, что без них я однозначно был бы абсолютно другим человеком. Временами я ловлю себя на том, что поведением, жестами, интонациями повторяю своего настоящего, генетического отца, и так же часто замечаю, что одеваюсь, курю трубку, пью вино, вообще веду себя и даже рассуждаю, как Брайен.

Как-то раз зимой он пришел ко мне в гости в потрепанной куртке-парке, осторожно стянул это старье с плеч и с гордостью произнес:

– Подарок израильских солдат, когда я ночевал с ними в пустыне Негев. Если бы не эта парка, то я точно замерз бы насмерть.

Так я впервые узнал, что в пустыне, оказывается, можно умереть от холода. Эта парадоксальная мысль постоянно бередила воображение. Спустя четверть века я все же выбрался посмотреть на эту самую пустыню Негев, а еще через четыре года отважился переночевать в палатке в соседней иорданской пустыне Вади Рам. Там действительно было холодно, даже под верблюжьим одеялом!

Познакомились мы с Брайеном через пару месяцев после моего приезда в Лондон, осенью 1980 года, и с тех пор не расставались почти пять лет. Знакомство состоялось, можно сказать, в лучших английских традициях. Видный в то время банкир, бывший дипломат Квентин Дэвис пригласил меня на ланч в один из самых престижных клубов Пэлл Мэл – Junior Carlton. Откушав в ресторане, мы, как водится, переместились на кофе с портвейном и сигарой в библиотеку клуба, где, утопая в потертых кожаных креслах, изучали газеты несколько солидных джентльменов.

Квентин по-дружески поздоровался с одним из них и представил нас друг другу. При этом он выразил убеждение в том, что мы обязательно должны познакомиться, ибо нам есть о чем говорить.

– Брайен, вне всякого сомнения, один из самых лучших английских журналистов-международников, заместитель главного редактора «Экономиста», – охарактеризовал Квентин моего нового знакомца.

Последовал обмен визитками и обещание Бойдена связаться где-нибудь через недельку.

Я возвращался домой в взволнованных чувствах. Не каждому начинающему разведчику удастся уже через пару месяцев после начала первой командировки попасть в один из самых крутых английских клубов, да еще познакомиться там со светилом британской журналистики.

Едва дождавшись конца недели, я не вытерпел и сам набрал телефон многообещающего контакта. Брайен откликнулся с готовностью. Он сам как раз собирался мне звонить.

Мол, почему бы нам не встретиться за ланчем через пару дней в ресторане таком-то? Не возражаю ли я, если он возьмет с собой начинающую журналистку, специализирующуюся у него в отделе на России и даже немного говорящую по-русски?

И вот мы встретились – я, Брайен и Эдвина Мортон, молодая женщина с пшеничными волосами родом из Йоркшира, о чем свидетельствовал ее акцент, не перебиваемый никаким образованием. С ней тоже связано множество дружеских воспоминаний. Забегая вперед, скажу, что из подающего большие надежды новичка, какой Эдвина была в 1980 году, она выросла в очень крупного журналиста и после ухода Брайена Бойдена на пенсию сменила его на посту редактора международного отдела «Экономиста».