Максим Баженов - Мой учитель Филби

– Научился потворствовать старой привычке без табака, хватает лишь немного горечи во рту и чуть-чуть запаха, – говорил при этом Бойден.

Но поскольку я был начинающим любителем курения трубки, он однажды вызвался завести меня перед ужином в знаменитый табачный магазин, где всю жизнь отоваривался сам Уинстон Черчилль.

Любезный продавец помог мне выбрать изящную трубку, не самую дорогую, но все же за шестнадцать фунтов. В те годы британский рабочий класс добивался того, чтобы минимальная еженедельная зарплата по стране была не ниже восьми фунтов.

Вечером дома я приступил к неприятной процедуре раскуривания новой трубки, набил ее, как всегда делал раньше, смесью табака и сахара и вдруг услышал странное потрескивание. Трубка начала прогорать насквозь. Мне удалось вовремя залить ее водой, но снаружи осталось черное пятно.

Брайена рассказ об этом приключении позабавил, и он предложил на следующую нашу встречу принести трубку с собой. Брак обязательно поменяют.

Так оно и вышло. Продавец был сильно удивлен, но тут же предложил мне бесплатно выбрать новый товар из той же коллекции.

– Бракованную трубку сэр, естественно, может оставить себе, с нашими извинениями за причиненные неудобства.

С новой трубкой случилась еще большая неприятность. Раскуривая ее тем же способом, я в какой-то момент почти задремал и очнулся от сильного треска и запаха гари. На боковой стейке трубки зияла обугленная дыра!

Снова поход к любимым табачникам Черчилля. Продавец в полуобморочном состоянии.

– Но что вы с ними делаете?!

– Да ничего, просто обкуриваю.

– Ради бога, выбирайте третью, а эту, с вашего позволения, я помешу в наш небольшой музей. Если не ошибаюсь, за двести лет существования нашего магазина это первый подобный случай. Тысяча извинений, сэр.

Я выбрал трубку с самыми толстыми стенками и курю ее до сих пор, как, впрочем, и первую, не успевшую до конца прогореть. Так советский разведчик Баженов попал в анналы британского производства курительных трубок. Мы с Брайеном потом долго вспоминали эту смешную историю.

Об эпопее с трубкой и прочих проявлениях нашей искренней человеческой дружбы с Бойденом я в центр не отписывался, как делали многие коллеги, когда им не хватало более серьезной фактуры для составления оперативных справок или информационных телеграмм. Результатов каждой встречи с Брайеном мне всегда хватало с лихвой.

Прихожу я, например, к нему в половине седьмого вечера, чтобы накоротке перетереть свежие политические события. Через полчаса стук в дверь, и в кабинет заваливается заместитель министра обороны США, одетый к ужину и с каким-то подарком. Они крепко обнимаются с Брайеном. Тот представляет нас друг другу и извиняется передо мной. Дескать, скоро мы должны отбыть в ресторан вместе с супругами. А пока время еще есть, давайте по-мужски, по стаканчику виски.

Брайен и высокопоставленный янки, видимо, настолько соскучились друг по другу, что тотчас же начинают обмениваться информацией о военно-стратегических новостях с обеих сторон океана. При этом Бойден понимает, что мне может быть не все понятно из их разговора, и время от времени делает комментарии специально для меня. Я отчаянно пытался запомнить все эти бесценные сведения, даже покраснел от натуги, но, слава богу, все списалось на стаканчик виски. Зато в резидентуре потом меня похвалили за активное участие в работе над информационной телеграммой, ушедшей прямиком в Министерство обороны СССР!

Но всему хорошему приходит конец. В начале лета 1985 года предатель Гордиевский был уже вычислен и отозван в Москву. Нам строго-настрого запретили встречаться с английской агентурой. Но я все-таки осмелился нарушить табу и приехал в выходные домой к Брайепу под предлогом обсуждения моей диссертации, посвященной англо-американским отношениям.

Сидя на его небольшой лужайке, мы опустошили пару бутылок вина за приятнейшей, задушевной беседой. Потом Барбара сообщила нам, что жаркое вот-вот подгорит. Мы останемся голодными, если сейчас же не переберемся к столу. Мы поужинали, выкурили по сигаре под кофе и коньяк, обнялись, попрощались заплетающимися языками и больше никогда не виделись.

Вот выдержки из письма, полученного мной от Брайена весной следующего года, когда мы с семьей были уже давно в Москве.

«Наши дорогие Максим и Надя!

Я только что закончил первую нынешней весной стрижку газона перед домом… и вдруг осознал, что грядущим летом ты не будешь сидеть на траве и пить вино; и мы с Барбарой очень сожалеем об этом. Нам недостает вас. Недостает удовольствия от честного спора, в котором знаешь, что твой оппонент ласт тебе прямой ответ даже в случае, если он не согласен с тобой. Но даже если бы мы пришли к согласию по всем вопросам… нам все равно будет недоставать общения с вами… Поэтому, соскребая грязь с газонокосилки, я решил… соскрести грязь с моего пера и написать тебе, что мы вас любим, надеемся на то, что в Москве тоже наступает весна и что мы когда-нибудь сможем возобновить мирное сосуществование между нашими двумя семьями.

Наш кот Бондино шлет привет всем кошкам в вашем квартале, он по-прежнему пацифист по отношению ко всем другим существам (за исключением тех, кто немного меньше его, как, например, мыши), а в результате наш сад превратился в кошачий клуб. Приезжай и посмотри на этот клуб, посиди на траве и выпей вина вновь».

Но самое интересное содержалось в другом письме, на которое Брайен решился спустя несколько лет. Из него явствовало, что примерно с момента появления в Лондоне Олега Гордиевского на Брайена вышли сотрудники английской контрразведки, дали понять, что им известно о контактах со мной, и деликатно, учитывая его авторитетное положение, попросили сообщать обо всех тех моментах, когда интерес с моей стороны будет выходить за рамки дозволенного.

– Что дозволено, а что нет, вы, мистер Бойден, безусловно, знаете не хуже нашего, – пояснил представитель МИ-5.

Не выполнить такую просьбу для человека с его статусом было просто нереально, и Бойден, конечно же, не сказал «нет». Но тем не менее…

«С тех пор я поневоле внимательнейшим образом контролировал содержание наших с тобой, Максим, бесед. И, что любопытно, практически не находил в них переходов за рамки дозволенного, о которых мне следовало бы сообщить соотечественникам из МИ-5», – писал Брайен.

Прочитав это письмо, я впал в полную растерянность. Если дело обстояло именно так и Брайен действительно старался не стучать на меня в британскую контрразведку, то по факту получается, что закладывал наш контакт именно я. После каждой встречи я с чувством хорошо выполненного долга подробно отчитывался о полученной информации перед своим начальником, английским шпионом Олегом Гордиевским. Это с одной стороны.