Максим Баженов - Мой учитель Филби

По словам Устинова, свой первый литературный гонорар от газеты «Ивнинг стандарт» он получил в четырнадцать лет за сатирический памфлет на соученика по элитной частной школе Вестминстер. Предметом его сатиры был молодой надменный нацист, сын германского посла, а позднее министра иностранных дел гитлеровской Германии Риббентропа. Тогда, в середине тридцатых годов прошлого века, эта публикация чуть не вызвала международный скандал.

А вот история времен Второй мировой войны. Неуклюжего, полноватого Питера призвали в британскую армию, но сочли непригодным к строевой службе и направили на киностудию по производству военных фильмов в одну из арабских стран. Надо сказать, что у Устинова, видимо, в результате умопомрачительного смешения разных кровей, с молодости был огромный талант пародировать иностранные языки, даже те, которые он совсем не знал. Находясь на студии, в окружении местных рабочих, расставлявших декорации, он за несколько дней настолько проникся арабским языком, что счел возможным смешить их, изображая его.

Те с удовольствием слушали молодого европейца, добродушно смеялись в ответ на его попытки таким вот образом установить с ними контакт. Но после одной из пародий рабочие вдруг напряглись. На их лицах появилось злое, явно враждебное выражение.

– В чем дело, ребята? – обеспокоенно осведомился Питер уже по-английски.

– Зачем ты нас так оскорбил и унизил?

– Боже, но как же?!

– Ты обозвал нас кучей дерьма комара. Ладно бы еще слона или верблюда. Это большие звери, значит, и кучи у них немалые. Но дерьмо комара даже незаметно. Значит, и мы для тебя полное ничтожество.

Отношения с арабами Питеру с трудом удалось наладить не раньше чем через неделю. С тех пор он стал куда более осмотрительно демонстрировать свои лингвистические способности.

Питер Устинов неоднократно приезжал в Советский Союз, особенно часто бывал в Ленинграде. Одним из самых ярких его впечатлений от нашей страны был Эрмитажа, а там – пожилые женщины-смотрительницы, сидящие в каждом зале и бдительно следящие за порядком на вверенной им территории.

Всем нам знакома эта картина и строгие окрики:

«На это кресло нельзя садиться! Запрещено трогать руками мебель и картины!»

Как-то раз Питер сказал мне, что готов защитить диссертацию любого уровня, убедительно доказывающую, что если бы в 1917 году в Зимнем дворце сидели эти бабушки, то революции наверняка не случилось бы.

– Я нисколько не сомневаюсь, что они легко справились бы с толпой революционных солдат и матросов и с позором выгнали бы их из дворца, – убежденно говорил он.

Как же, оказывается, просто было избежать Октябрьского переворота!

Питер резко отрицательно относился к любым проявлениям расизма и считал, что немалая доля вины за то, что это явление продолжается, лежит на лидерах ведущих европейских стран, проводящих такую политику. В частности, его возмущало, ЧТО При заполнении анкет приходится отвечать на вопрос о принадлежности к той или иной расе, о цвете кожи.

– Я обычно пишу, что кожа у меня розовая, – говорил он. – Разве это не так?

Не знаю уж почему, но Питер явно выделял меня из разноплеменной толпы журналистов, постоянно окружавшей его. Возможно, причиной было то, что большое интервью в «Социалистической индустрии», данное мне, стало первой крупной публикацией о нем в советской прессе. Он во всеуслышание заявил о своем намерении посетить Родину матери – Саратов и поставить на сцене местного театра одну из своих пьес.

Так или иначе, я несколько раз был зван к нему домой, где впервые насладился изысканной французской кухней в исполнении его жены, швейцарки французского происхождения. Подолгу засиживались мы с ним и в ресторанчиках, неизменно французских. Таковых в Лондоне в ту пору было не так уж много, и если бы не Питер, я никогда даже не узнал бы об их существовании. Общались мы исключительно по-английски, ибо Устинов, несмотря на свои глубокие русские корни и огромную любовь к России, языка своей исторической родины совсем не знал.

Однажды душным июльским днем – в английской столице температура за тридцать градусов бывает нечасто, но все же случается – Питер Устинов позвал меня на премьеру своей пьесы «Десятая Бетховена», где исполнял роль великого композитора.

– После спектакля заходите ко мне в уборную, расскажете о впечатлении, – предложил он.

Я воспользовался приглашением и обнаружил в крошечной гримерной изможденного, взмокшего от пота пожилого человека практически в исподнем, устало стирающего с лица и шеи густой сценический грим. А ведь всего несколько минут назад он весело и вполне энергично раскланивался перед восторженно рукоплещущим залом!

Мы кое-как управились с переодеванием Питера в цивильный костюм, и он пригласил меня отужинать в компании ведущих критиков в португальском ресторане, расположенном по соседству. По благожелательным комментариям этих людей мне сразу стало понятно, что новому сценическому произведению обеспечен огромный успех.

Выходили после застолья мы тоже вместе. В центре Лондона, на Шэфтсбери-авеню, проще простого было бы остановить такси и отправить домой Питера, вконец измотанного, к тому же обильно поевшего и выпившего. Но я проявил галантность, предложил подвезти его на своем авто, запаркованном на подземной стоянке, как мне казалось, неподалеку.

Когда мы отправились в путь, я, к ужасу своему, понял, что пройти нам предстояло порядка километра, да еще по небывалой духоте. Питер брел, медленно переставляя ноги, и постоянно спрашивал, сколько еще осталось. Последнюю часть пути он проделал, опираясь всей тяжестью грузного тела на мое плечо, едва добрел до гаража и бесчувственно рухнул на сиденье авто. Не исключаю, что ему очень хотелось прибить меня за такую прогулку, но, отдышавшись, он все-таки нашел в себе силы преодолеть это вполне естественное желание и начал, по обыкновению, шутить, рассказывать анекдоты и забавные случаи из своей жизни, богатой событиями и впечатлениями.

«Ну и что же разведка?» – спросит читатель, напряженно ожидающий от этой истории детективной развязки. Ведь ею здесь и не пахнет! Да как сказать.

В профессиональном успехе разведчика далеко не последнюю роль играет его окружение, люди, с которыми он общается при выполнении своих задач по прикрытию, а также поддерживает просто хорошие личные или даже дружеские отношения. Это так называемые нейтральные связи. Они обеспечивают доступ туда, куда разведчику необходимо попасть, чтобы малость пошпионить, от них поступают оригинальные идеи и отрывки полезной информации. Эти же персонажи по дружбе дают многообещающие наводки или запросто, сами не догадываясь об этом, могут подвести тебя к человеку, который впоследствии станет ценным агентом разведки. А сколько нового и полезного узнает разведчик от нейтральных связей о стране и психологических особенностях ее обитателей! Если смотреть на вещи прагматично, то нейтральные связи просто необходимы для того, чтобы утопить в многочисленных контактах с ними встречи с оперативными контактами, которые требуют той или иной степени конспирации.