Максим Баженов - Мой учитель Филби

Есть еще разновидность разведчиков-роботов. Они сильно не задумываются о государственных интересах, не подвержены моральным терзаниям. Требуется кого-то скомпрометировать или даже замочить – нет проблем, сделаю! Это же моя работа, и я выполню ее профессионально. Без исполнителей-роботов ни одна разведка не может обойтись. Они крайне полезны и потому востребованы, правда, в ограниченном количестве. В самом деле, невозможно представить себе разведслужбу, целиком состоящую из бездушных роботов-профессионалов, которым в принципе безразлично, против кого и какими методами работать, было бы дело.

Не берусь судить, что происходит в отечественной внешней разведке сейчас. Но в мое время определенную долю сотрудников составляли те, кого можно назвать циниками. Эти люди, которые понимали, что к чему, не хуже рефлексирующих, умели, подобно фанатикам, колебаться вместе с курсом партии и правительства и были достаточно крепкими профессионалами, чтобы выполнять работу роботов от разведки. В командировке циники держались скромно, не выпячивались, добросовестно выполняли все задания руководства и планомерно откладывали валюту, чтобы купить машину и/или кооперативную квартиру. Работая в центре, они опять же проявляли лояльность начальству, если надо, демонстрировали гибкость хребта. Это способствовало быстрому продвижению по карьерной лестнице, новым загранкомандировкам.

Кем, спрашивается, был я? Вероятно, всем понемногу. Каждый человек склонен идеализировать задним числом свое поведение и мотивы. Кто бы сомневался в этом!

Вот каким ангелочком я представляюсь самому себе спустя десятилетия.

В отношениях с оппонентами из противоположного лагеря, Англией и прочим зарубежьем, я всегда старался придерживаться того, чему учил Филби, работать по, а не против, радоваться не нанесенному ущербу, а успеху в продвижении наших интересов. А они, но моему разумению, начинались с конкретных дел, иногда малых. Создать у десятков, сотен контактировавших со мной англичан благоприятный образ советского, русского человека. Рассказать сотням тысяч моих читателей в СССР познавательные и полезные вещи о жизни в Великобритании. Повлиять через оперативные контакты на английское общественное мнение в пользу более глубокого понимания советской политики. Какая бы она ни была, но это политика моей страны. Я ее тогда во многом разделял.

Наконец, собрать с помощью тех же оперативных контактов максимум полезной информации об отношении и истинных намерениях британских лидеров применительно к моей Родине.

Кто-то, вероятно, воскликнет, мол, это же чистейшей воды идеализм и утопия! Как такого мягкотелою и совестливого чистюлю держали в нашей суровой, иногда даже жестокой разведке? Ан нет, держали целых двадцать лет вплоть до добровольного ухода, причем не только держали, но и охотно продвигали по службе. Причина, на мой взгляд, в том, что вокруг, в том числе и среди руководства, было немало моих скрытых единомышленников, людей порядочных, думающих и потому понимающих, что в опасной игре, в которую они сами себя вовлекли, рядом должны находиться не беспринципные персонажи, а сотрудники с правильным моральным стержнем.

По многим главам этой книги проходит тема предательства Олега Гордиевского. Чем дальше уходит в историю тот драматический 1985 год, тем спокойней и более философски отношусь я как к поступку Олега, так и явлению предательства вообще.

Предательства, в том числе и в разведке, были всегда. Они есть и будут.

Это такой же неотъемлемый атрибут бытия, как любовь, ненависть, гнев, страсть. Становиться предателем – однозначно плохо, поэтому человечество уже тысячелетия назад выработало моральную норму наказывать, например, за измену Родине практически так же сурово, как за убийство.

Однако не кажется ли читателю, что помимо больших предательств, которые происходят не так уж часто, хотя и звучат громко, нашу жизнь буквально пронизывают предательства помельче? Вот недавно к тюремным срокам приговорили двух российских полицейских, которые, будучи подкупленными, равнодушно взирали на то, как торговцы на рынке избивали их коллегу. Вот кинувший вас партнер по бизнесу, ранее казавшийся абсолютно честным. А вот и супружеские измены. Между прочим, кое-где на арабском Востоке неверную жену до сих пор приговаривают к побитию до смерти камнями.

Вернемся, однако, к большому предательству, измене Родине. По моему убеждению, вычислить ген изменника на дальних подступах чрезвычайно сложно, скорее, вообще невозможно. Взять того же Олега Гордиевского. Что бы ни говорили о нем задним числом, он в быту и поведении был порядочным, отзывчивым и в целом располагающим к себе человеком, если и диссиденствовал, то наравне с остальными сотрудниками лондонской резидентуры. И вот поди же. Оказывается, этот человек, приятный во всех отношениях, давным-давно вынашивал план перехода на другую сторону и осуществил его!

Рядом с изменившим разведчиком, настоящим паинькой, вполне мог работать грубый, даже вороватый хам, выпивоха и бабник. Попробуй, однако, ему предложить пойти на предательство. Он может и по уху съездить за это.

А мой друг и коллега, кавказец, отреагировал на вербовочный подход со стороны англичан примерно следующим образом.

– Вы, наверно, не до конца понимаете, кому предлагаете пойти на измену, – спокойно ответил он британским контрразведчикам. – Узнай об этом мой отец, он сразу умрет от горя, что его сын обесчестил семью. Вы сами сознательно пошли бы на убийство своих родителей?

Совершенно различными бывают и мотивы измены. Гордиевского, скорее всего, можно отнести к категории идейных предателей. Сноудена возмутила незаконность действий американских спецслужб. Печально известный полковник ГРУ Олег Пеньковский, успешно поработавший на англичан в начале шестидесятых годов прошлого века, как ни пытаются его приукрасить британские историографы разведки, прежде всего прельстился красивой жизнью на Западе. Мой младший коллега Михаил Бутков, дезертировавший в начале девяностых в Норвегии, совершил этот шаг под влиянием любовницы, жаждавшей европейского комфорта.

А убежденный сталинский чекист Александр Орлов, которому среди прочего принадлежала заслуга вербовки великолепной «кембриджской пятерки», стал в конце тридцатых невозвращенцем и долгое время считался предателем из-за нежелания угодить в жернова сталинских репрессий.

Во второй половине восьмидесятых нас по очереди водили на заседания военного трибунала, где судили за измену Родине и приговорили к расстрелу молодого оперативника Моторина, работавшего в США. Мне запомнилось, что основной причиной своего рокового шага он назвал страх перед резидентом. Тот его давно гнобил по любому поводу, поэтому, когда американцы сделали вербовочный подход, Моторин побоялся честно рассказать о нем грозному начальнику-самодуру.