Леонид Рейзер - Планида Сергея Капустина

Берем такси, подъезжаем к «Советскому», толпа народу стоит, кто-то трешку швейцару сует… Володя Серебряков выходит, и нашу компанию запускают без звука. Ведет к столу, а он шикарно расположен – прямо напротив сцены. Официанты вокруг нас суетятся, и начинается это окунание Серегиной медали… Он ее привез в ресторан, чтоб все натурально было. Славно тогда посидели. Допоздна, само собой. Но не скажу, что Серега увлекся, не скажу, что переборщил с обмыванием своего чемпионства».

Татьяна Капустина:

«Познакомились мы с Сережей в конце апреля 74-го, когда он вернулся с чемпионата мира. Ко мне в гости заехали давние знакомые, с ними появился и он. Я жила в Теплом Стане в кооперативной квартире, ее «построил» мой папа, он тогда еще оставался в Ухте, работал. А я в министерстве геологии трудилась. Но я долго прожила с родителями, школу в Ухте закончила…»

По всему выходит, что Сергей Капустин был как бы запрограммирован при выборе будущей верной спутницы жизни. Она должна была быть ухтинкой – в настоящем времени либо, в крайнем случае, в недавнем и непременно продолжительном прошлом.

По всему выходит, что Сергей Капустин не был склонен к браку по расчету. Иначе, будучи завидным женихом, нашел бы без усилий дочку – партийного бонзы, либо знаменитого киноартиста, либо директора завода, либо медицинского светила… либо доброжелатели ему на блюдечке с голубой каемочкой поднесли бы еще какую-то «завидную невесту»…

По всему выходит, что Сергей Капустин верен был своим корням, не изменял самому себе, не искал на московской земле укромных тепленьких местечек.

Татьяна Капустина:

«Мы с Сережей учились в одной школе, но знакомы не были. Я была постарше, и потому интересы не совпадали.

Он в Москву переехал в 71-м, я – в 73-м, а познакомили нас общие друзья в 74-м, через несколько дней после его возвращения с первого чемпионата мира.

Я была далека от спорта, но он мне был интересен как земляк. Мы сразу понравились друг другу. Ухаживаний и не было. Взял мой рабочий телефон, назавтра встретил меня вечером – и с того дня мы не расставались.

В апреле 74-го мы познакомились. Свадьбу сыграли через год, восьмого июля 75-го. В интуристовской гостинице «Спутник», в начале Ленинского проспекта. Вся команда «Крылья Советов» была, родня, друзья – ухтинцы, кто-то из москвичей. Человек сорок набралось».

Роман Сергея с Татьяной – как-то все по-русски, по-русски с ухтинским отливом. Как-то все по-капустински.

«Мы сразу понравились друг другу».

«Ухаживаний и не было».

«…и с того дня мы не расставались».

Любовь с первого взгляда! Именно такая любовь приключилась с Сергеем Капустиным.

А свадьба? Не партнеры по тройке, а вся команда – двадцать с лишним мужиков. Родня? Вся, какая была. Друзья? Несколько ухтинцев; кто-то из москвичей.

Начало июля – только старт предсезонной подготовки. И влюбленные Татьяна с Сергеем такой шанс упустить не имели права.

Татьяна Капустина:

«А до свадьбы, в июньском отпуске 75-го, мы отдыхали на Черном море. Прилетели в Адлер и попросили таксиста отвезти куда-нибудь в хорошее место. «Десять рублей сверху – доставлю прямо к морю!» Домик в Леселидзе действительно был на первой линии, выходишь – и ты уже на пляже. Жили у бабули. Цивилизации никакой, без удобств, даже душа не было, мы умывались прямо в море.

У хозяйки было огромное дерево, и Сережа по ее просьбе залезал наверх и подпиливал сухие ветки; я волновалась в эти минуты, до него никто из постояльцев не решался помочь старушке.

На берегу находился ресторан – единственное место в Леселидзе, где можно было поесть. Меню однообразное, на деликатесную осетрину на вертеле уже смотреть не могли, хотелось чего-нибудь простенького. К концу нашего пребывания открыли столовую, и мы туда перекочевали. Муж очень любил поесть: «Эх, лагерную бы котлетку!» Это означало – что-нибудь из его пионерской жизни.

В Леселидзе речка Псоу, он туда иногда с местными жителями уходил порыбачить ранним утром, когда я еще спала. Заядлым рыбаком не был, больше нравилось среди людей находиться, общаться.

На курорте Сережу везде узнавали. Автограф просили, и он никому не отказывал.

Многие принимали Сережу за грузина, хотя мама его из Мордовии, а отец из Архангельска».

«Среди людей находиться, общаться».

Эта черта характера была у него основополагающая; с годами она только усиливалась, а после завершения спортивной карьеры превратилась едва ли не в доминирующую. Без людей – никак, а с людьми – хоть с кем-нибудь, а все лучше настроение будет. Натура деятельная, энергичная, не выносившая сонного царства. Баклуши бить – не про него было.

Татьяна Капустина:

«Вскоре после рождения сына, Сергуши, предложил мне уйти с работы: «Танюль, я тут вырываюсь домой, а тебя еще нет. Не волнуйся – я заработаю, все обеспечу. Нечего тебе горбатиться».

Я согласилась.

В «Крыльях» нас все устраивало. Чемпионом СССР там стал. Клуб что обещал игрокам, то выполнял. В Сетуни еще до свадьбы Сережа комнату получил в коммуналке, соседи там менялись постоянно. Мы потом жили в трехкомнатной квартире моих родителей в Теплом Стане.

Наш дом открытым был. Иногда как получалось – вечером игра, я ужин готовлю на двоих, а муж радостный возвращается с кем-нибудь из ухтинцев – одноклассника встретил или кого-нибудь из друзей по «Нефтянику»: «Танюль, ты уж чего-нибудь сообрази на стол». Ну и на ночь, само собой, оставляли гостя».

Вот и наглядная иллюстрация того, что Сергей сохранял привязанность ко всему, что было связано с родной Ухтой. Подтверждение той гипотезы, которая была нами высказана в главе «Крылья Капустина»: перейдя из ухтинского «Нефтяника» в столичные «Крылья Советов», Сергей переехал чисто географически, а по существу перебрался из Ухты в… Ухту, которая располагалась в Сетуни, на рабочей окраине Москвы.

Татьяна Капустина:

«Острословом не был, но пошутить любил. Говорил: «Ленивого не замучаешь!» Хотя совсем не ленивым был».

Если проявлял юмор, то только не задевая самолюбия и достоинства окружающих. Иначе и не умел. Отличался мягкостью и доброжелательностью, неприхотливостью и спокойствием в быту. А если собрался острое словечко бросить, то без малейшей язвительности. А уж кого-нибудь костерить заочно, обсуждая жестковато и осуждая, когда человека рядышком нет, – такое вообще исключалось.