Юрий Поляков - Селфи с музой. Рассказы о писательстве

Но, чтобы засесть за новую вещь, необходим сюжет, а его-то у меня и не было. О том, каким образом в писательском сознании завязываются и зреют фабулы, я подробно расскажу в эссе «Как я ваял «Гипсового трубача».

А между тем закрепление у власти «Семьи» словно открыло некие тайные шлюзы, мир вокруг менялся стремительно, появлялись прежде небывалые социально-психологические типы, возникали странные коллизии, создавались головокружительные состояния. Безудержное и беззаконное стяжательство, открытый грабёж народа, присвоение государственной собственности, откровенное мошенничество – всё это стало питательным «бульоном», в котором размножились уродливые, но по-своему яркие персонажи «большого хапка», буквально просившиеся на острие сатирического пера. Мне нужна была лишь ёмкая история вроде анекдота про приезд в город ревизора.

Так вышло, что сюжетом для новой вещи меня, как Пушкин Гоголя, снабдил 30-летний бизнесмен, владелец фирмы «Авиатика» Игорь Пьянков, типичный представитель, как сказал бы Белинский, поколения «гаврошей русского капитализма». С ним меня свёл бывший директор Литфонда РСФСР Валерий Долгов, он ещё в конце перестройки стал инициатором коммерческого издания моих книг в обход государственных издательств: в стране зашевелилось предпринимательство.

Так, повесть «Апофегей» под маркой «ЛФ РСФСР» была выпущена в 1990 году полумиллионным тиражом – и, заметьте, сразу разошлась. В прежние годы Долгов работал снабженцем на ВАЗе, а это был особый, редкий при советской власти сорт людей, в народе таких звали доставалами. Это про них когда-то писал Александр Межиров:

Такие, как Валерий Долгов, прекрасно обитали не только в советском строго охраняемом бассейне, но и в мутных и тёплых водах российского капитализма чувствовали себя, точно пираньи в родном водоёме. Он обладал фантастической энергией, оборотистостью и железной деловой хваткой. Помню, раздаётся звонок:

– Юр, как ты относишься к корейским холодильникам?

– А что?

– Оторвал по случаю. Оптом дёшево отдавали. Возьмёшь в счёт гонорара?

– Возьму, пожалуй, – ответил я, глянув на свою облупившуюся и мелко дрожащую «Бирюсу».

– Договорились. Даже-даже!

Через час в мою квартиру грузчики уже втаскивали белоснежный агрегат невероятных размеров – с таймером, встроенным миксером и морозилкой, вмещающей пару кабанчиков.

С Игорем у Долгова тогда, в середине 1990-х, был общий бизнес, закончившийся ссорой и серьёзным конфликтом, вплоть до стрельбы. Кто виноват, не мне судить, но друг друга они стоили. Валера меня однажды сильно подвёл, навсегда отбив охоту к предпринимательству, о чём я написал в рассказе «Про чукчу». Капитализм решительно разделил всех советских людей на плотоядных и жвачных. Я оказался из жвачных. Жизнь давно развела меня с Долговым, но я успел позаимствовать у него странное присловие «даже-даже», отдав его проходимцу Кошелькову, персонажу моей комедии «Хомо Эректус». Выходя с премьеры, куда, конечно, он был приглашён, Валерий поёживался, а когда я спросил: «Ну как тебе?», он ответил после долгого молчания: «Даже-даже…»

Игорь Пьянков, одарённый от природы острым умом и бешеной энергией, тоже был из плотоядных. Его фирма занимала целый этаж в доме на Ленинградском шоссе, напротив метро «Динамо». Автомобилисты ещё помнят, наверное, большую вертикальную надпись «Авиатика» – на торце этого длинного белого здания. Не знаю, чем конкретно занималась фирма, но средства черпались в основном из столичного бюджета. Деньги Игорь вытягивал у власти мастерски. Однажды он попросил меня, обаятельно картавя:

– Юра, я послезавтра иду на 60-летие Лужкова. У него на подписи лежит мой проект, без которого» Авиатика» прогорит. Помоги!

– Я? Как?

– Понимаешь, твой тёзка Юрий Михайлович сам графоманит на досуге и обожает поздравления в стихах.

– И что?

– Выручай, напиши ему юбилейную оду!

– Даже не знаю…

– Юра, я твой должник навек! Но учти, все будут поздравлять в стихах, наши должны быть лучше всех.

– Ладно, попробую, хотя ты как-то не по адресу…

Я лукавил, мои версификаторские навыки давно и безжалостно эксплуатировались – в школе, в институте, в армии, в комсомоле… Сколько стихов на случай я слепил – не сосчитать. Даже моя тёща Любовь Фёдоровна, работавшая машинисткой в Институте марксизма-ленинизма, как-то попросила сочинить поздравление к свадьбе сына своей высокопоставленной сослуживицы, доктора наук, до 1991-го специализировавшейся на разоблачении «чаяновщины», а потом – на апологетике кооперативных теорий Чаянова же. Получив текст, сослуживица удивилась:

– На редкость профессионально!

– Мой зять – член Союза писателей! – гордо ответила тёща.

К условленному сроку я отдал Игорю рифмованный панегирик в полсотни строк. Память сохранила только последнюю строфу, в которой очевиден намёк на президентские амбиции Лужкова, стоившие ему в конечном счёте мэрского кресла:

После юбилея Пьянков позвонил в приподнятом настроении:

– Мы были лучше всех. Лужок меня обнял и обещал всё подписать!

Игорь вырос в семье уральских инженеров-оборонщиков, был начитан, пассионарен и суров, даже жесток с людьми, что никак не вязалось сего милой внешностью. Хозяин «Авиатики» напоминал златокудрого розовощёкого ангелочка с голубыми глазами в круглых близоруких очках. Лишь жёсткая редкозубая улыбка выдавала его настоящий характер. Как и большинство тогдашних нуворишей, он был повёрнут на сексе, без устали используя все его разновидности: брачную, служебную, продажную, о чём любил рассказать за бутылкой, а пил он так, что наш общий доктор Саша Грицаюк периодически клал его под капельницу: печень не выдерживала жестоких перегрузок. Впрочем, в подобном режиме существовало тогда большинство новых русских, ибо эпоха первичного накопления отличалась не только шальными деньгами и внезапными обогащениями, но и мгновенными изменениями участи: бизнес могли отжать, отобрать, а то и просто грохнуть упрямого владельца на пороге офиса или новой квартиры.

Сексуальный разгул был для внезапно разбогатевших мужчин своего рода атрибутом состоятельности, как бриллиантовые запонки или золотой «Ролекс». Первый признак больших денег – это возможность ни в чём себе не отказывать, есть и пить от пуза, а также по малейшему позыву переводить понравившуюся женщину из вертикального положения в горизонтальное. Впрочем, кое-кто из нуворишей раньше прочих озаботился здоровым образом жизни. Интересный разговор случился у меня с Владом Листьевым незадолго до его гибели. Он увлечённо рассказывал, как ему удалось наконец избавиться от запоев благодаря безалкогольному пиву.