Чак Паланик - На затравку. Моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
- Название:На затравку. Моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент АСТ
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-132878-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Чак Паланик - На затравку. Моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось краткое содержание
В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика! В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
На затравку. Моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В «Дьявол носит Прада» это длинная тирада о небесно-голубом цвете, которую произносит героиня Мерил Стрип, подбирая наряд для модели.
В фильме «Блондинка в законе» сразу две такие речи. Первую Риз Уизерспун произносит в магазине одежды на Родео-драйв, когда вываливает продавщице целый вагон фактов и выставляет ее лгуньей. Вторая речь звучит в суде: героиня Уизерспун читает лекцию о перманентной завивке и тем самым опровергает показания свидетеля со стороны обвинения.
Есть несколько приемов, чтобы быстро установить авторитет персонажа, и не последний из них – нагромождение фактов, демонстрирующих неожиданно глубокое знание героиней какой-то сложной темы. В современной политике этот прием успешно используют женщины, но с мужчинами такое не прокатит. Во-первых, публика изначально должна быть невысокого мнения об умственных способностях персонажа. Неожиданная грамотность безмозглой на первый взгляд девицы застает нас врасплох. Вспомните сцену из фильма «Роми и Мишель на встрече выпускников», где Лиза Кудроу подробно описывает технологию производства клея. Увы, так уж повелось: недалекие персонажи обычно женского пола.
Если сегодня подобную речь произнесет мужчина, это в лучшем случае будет выглядеть как унылое потрясание мудями. В худшем – как синдром Аспергера. Однако подобные примеры существуют: вспомним «Умницу Уилла Хантинга» и сцены, где Мэтт Деймон блещет эрудицией в университетских барах, разнося в пух и прах будущих гениев.
Еще одно отступление: Уэс, незримый редактор этой книги, – он всегда рядом, хотя никто его не видит, – убежден, что персонажи, которые произносят авторитетные речи, более «приятны» читателю. Мне же концепция «приятности» претит. Мы еще к этому вернемся, но лично я предпочитаю уважать персонажа. Если уж совсем начистоту, приятные люди мне неприятны.
Поэтому своему ученику для установления авторитета персонажа, – а заодно и собственного писательского авторитета, – я посоветовал бы сперва выставить этого персонажа недалеким, а затем дать ему отвести душу: пусть с ходу выложит пяток неочевидных, сложных фактов и тем самым шокирует аудиторию.
Если поскрести поверхность любой комедии, под верхним слоем непременно обнаружится покойник, обычно мать или отец. За остроумием и сумасбродными выходками всегда стоит непроходящая, хроническая боль.
Даже в драмах фоновая трагедия помогает легче справиться с основным несчастьем, которое на первом плане.
Мертвые родственники повсюду.
В телесериале Эрла Хэмнера «Уолтоны» это погибший на войне старший брат Джона Уолтона – незримый призрак, в честь которого назвали юного Бена. В «Большой долине» это покойный патриарх Том Баркли (после его смерти ранчо переходит к главной героине – Барбаре Стэнуик). В «Бонанце» умерла мать семейства. В «Джулии», где главную роль играет Дайан Кэрролл, отец семейства погиб во Вьетнаме. В «Невесте для отца Эдди» у Эдди умерла мама. В «Призраке и миссис Мьюр» – отец. В «Няне и профессоре» – мать. В «Эллери Куин» – снова мать.
Количество покойников в комедиях просто зашкаливает. «Шоу Энди Гриффита», «Деревенщины из Беверли-Хиллз», «Три моих сына» – покойная мать. «Живем сегодняшним днем», «Элис», «Филлис», «Семья Партридж» – покойный отец. «Дела семейные» – умерли оба родителя. «Нас пятеро» – снова оба родителя.
Своего ученика я спросил бы: «Почему такое количество популярных сюжетов основаны на утрате родственника?»
Причина проста: по большей части все мы – особенно в молодости – очень боимся потерять родителей. Это наш главный страх. Создавая мир, в котором умер один или оба родителя, вы рисуете персонажей, уже переживших самое ужасное. Читатель начнет уважать их с порога. Даже если они еще дети или подростки, подразумеваемая душевная боль и горе утраты делают их взрослыми и сильными в наших глазах.
Кроме того, с первой страницы читателю будет казаться, что все можно преодолеть. Смерть родителей сплачивает оставшихся в живых членов семьи, и именно такой сплоченности в собственной семье хочет читатель.
Если вы затеяли историю, главного героя которой никто не посмеет критиковать, убейте его мать или отца еще до начала повествования.
Кто-то однажды раскрыл мне тайну церковных витражей. Изображенные на цветных стеклах библейские сюжеты могли понять даже неграмотные. То были киноэпопеи Сесила Демилля своего времени, этакие летние блокбастеры: в блистательной вышине парили сцены с Ионой в чреве кита и Вознесения Господня.
Чтобы сделать чудо правдоподобным, наши предки придумали такой фокус: поместить нужную сцену как можно выше, подальше от недостойных зрителей. Вся по-настоящему тонкая работа шла по нижнему краю окна, который первым бросался в глаза публике.
Когда подробности на уровне глаз внушают доверие – растения, сандалии, складки одеяний, – зритель охотно верит и в то чудо, которое изображено наверху: манна действительно падает с небес, над головами святых сияют нимбы, а в облаках парят ангелы.
Когда снимали «Бойцовский клуб», я спросил режиссера Дэвида Финчера, сможет ли зритель принять тот факт, что персонаж Брэда Питта – вымышленный. Финчер ответил: «Если до сих пор они верили всему, что видели, то и последний сюжетный поворот не вызовет вопросов».
Своего ученика я попросил бы, имея это в виду, раскладывать жесты и действия персонажей на мельчайшие подробности; описывать их так, чтобы читателю невольно захотелось их повторить. Конечно, разбивать на атомы нужно не все подряд, а лишь ключевые предметы и действия. Обратите внимание, как в рассказе «Лотерея» Ширли Джексон подробно описывает черный ящик, из которого достают билетики. Мы узнаем, где его хранят, как его изготовили и что было до него. Благодаря тому что ящику уделено такое немыслимое количество внимания, читатель охотнее принимает и то, для чего он нужен. Если мы поверили в лотерейный ящик, то поверим и в ритуальное убийство, для совершения которого он предусмотрен.
Допустите малейший промах в описании незначительных подробностей – и пеняйте на себя. Во время промотура, посвященного книге «До самых кончиков», я познакомился с молодой читательницей, которая заявила, что главная героиня у меня получилась неправдоподобная. Я попросил привести хотя бы один пример – что именно показалось ей неправдоподобным в Пенни Харриган (девушке из Небраски, которая мастурбирует при помощи мумифицированного пальца покойной наставницы и терпит эротические пытки от крошечных роботов, имплантированных в ее тело самым богатым человеком на свете, пытающимся генетически воспроизвести свою давно умершую жену).
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: