Рон Черноу - Титан. Жизнь Джона Рокфеллера

В последующие дни Рокфеллер мыслями возвращался к восторженному периоду, когда они с Харпером начинали планировать университет. Смерть Харпера, вероятно, подействовала на него сильнее, чем уход любого другого коллеги или друга. Он написал новому президенту университета Гарри Пратту Джадсону: «Я лично осознаю, что с его смертью столкнулся с невосполнимой потерей. Кажется непостижимым промыслом, что ему предстояло уйти в расцвете жизни и на вершине возможностей. Я скорблю о нем, как будто лишился члена семьи, и чувство потери усиливается с течением дней» 45. Рокфеллер редко говорил так проникновенно. При всей его критике расточительности, он признавал величайшие достижения Харпера, которому – меньше, чем за десятилетие, – удалось создать школу, равную колледжу Лиги плюща. Вскоре после смерти Харпера он объявил о планах построить в университетском городке библиотеку в память о Харпере и выделил сто тысяч долларов его вдове. Он согласился закрыть дефицит бюджета 1906–1907 годов, что стало уместным памятником Харперу. Джадсон не обладал видением и красноречием Харпера, но он был осторожным администратором и умел здраво планировать бюджет – именно в такой личности хранителя нуждалось учреждение.

В 1907 году Гейтс и Младший начали потихоньку уговаривать Старшего отказаться от требования, чтобы университет и большинство попечителей были баптистами. Конфессиональная принадлежность школы затрудняла сбор средств. Рокфеллер всегда придерживался двух мнений по этому вопросу, желая, с одной стороны, чтобы учреждение осталось под эгидой баптистов, но и настаивая на том, что его следует «вести в духе широчайшей свободы» и набирать студентов изо всех классов общества 46. Два года Рокфеллер размышлял, прежде чем согласился отказаться от связи с конфессией. Этот смелый шаг был сопоставим со следующим, о котором размышляли его советники. К 1908 году Рокфеллер потратил двадцать четыре миллиона долларов на университет, но жители Чикаго не облегчили его финансовой нагрузки своим участием в поддержке университета. Однажды вечером в конце 1908 года Гейтс проводил совещание у себя дома в Монклере с Гарри Праттом Джадсоном и Старром Мерфи. «Какая самая большая услуга, которую господин Рокфеллер мог бы теперь оказать Университету? – спросил Гейтс Джадсона, а затем сам быстро ответил на свой же вопрос: «Доктор Джадсон, величайшая услуга, которую господин Рокфеллер мог бы теперь оказать Университету, – это отделиться от него полностью, забрать своих представителей и передать его людям навсегда» 47. Джадсон запротестовал, что университет еще не завершен и остро нуждается в средствах, и Гейтс ответил, что Рокфеллер может сделать последнее крупное пожертвование перед уходом.

Гейтсу, занятому этим планом, удалось убедить Младшего, и тот, в свою очередь, постарался уговорить отца, который был ошеломлен предложением и молча убрал письмо в стол. В начале 1909 года Младший возобновил тему, но отец категорически отказался. «Я признаюсь, мысль скорее поражает меня… Учреждение столь значительное и обширное, и мы были столь мощным фактором в его создании, что я содрогаюсь при мысли о возможности оборвать нашу связь и оставить великое судно посереди океана» 48. Хотя начало кампании не обнадеживало, Гейтс и Младший знали, что Рокфеллер часто затягивает принятие серьезных решений. В ноябре 1909 года Младший предложил отцу сделать последний вклад в десять миллионов долларов, а затем навсегда отойти. «Немногие люди основывали великие учреждения и имели храбрость оставить их», – сказал он 49.

Через несколько недель Гейтс выступил с письмом, которое следует рассматривать как судьбоносный документ в американской филантропии. В письме утверждалось, что высочайший идеал благотворителя – это дать начало учреждению, которое затем будет вести жизнь, совершенно от него не зависимую. Гейтс отметил, что для завершения университета все еще необходимы многие факультеты – технологии, сельского хозяйства, лесов и другие, – но что деньги на них не придут из других источников, до тех пор пока Рокфеллер остается патроном Университета. За предыдущие семь лет он дал почти двенадцать миллионов долларов, тогда как жители Среднего Запада вложили лишь девятьсот тридцать одну тысячу – гроши. Уход Рокфеллера был важен и по политическим соображениям:

«Это окончательно покажет факт, который общество так и не смогло понять – факт Вашей полной незаинтересованности. Раскроет, не оставляя возможности для придирчивости, что Ваши мотивы в основании института это исключительно счастье и польза людям; что Вы не пытались с его помощью увеличить Ваше личное влияние, продвигать Ваши политические взгляды, помочь Вашему делу или прославить свое имя».

Отметив, что другие богачи требовали контроля, Гейтс продолжил:

«Господин Карнеги, насколько мне известно, является членом каждого создаваемого им Совета и, разумеется, имеет право управления. Господин Кларк, основавший Университет Кларка, открыто и откровенно руководил им до своей смерти. Господин Стэнфорд умер вскоре после того, как отписал свою собственность Университету Лиланда Стэнфорда-младшего. Но его жена взяла бразды правления и открыто правит Университетом многие годы, требуя увольнения неприятных ей профессоров и следя за каждой деталью управления».

В завершении Гейтс уговаривал Рокфеллера уйти из университета и отпустить свое творение на волю 50.

Поначалу Рокфеллер не ответил и даже не упоминал, что получил письмо, но оно нашло в нем серьезный отклик. Он, должно быть, принял во внимание практичные аргументы Гейтса, но и мысль о подчинении своего эго некоторой большой идее, вероятно, взывала к его религиозному чувству самоотречения. Он также верил, что «гарантированные фиксированные дары» не должны загнать будущие поколения в ловушку устаревших планов первых дарителей. Вероятно, по всем этим причинам в декабре 1910 года Рокфеллер сделал последнюю выплату в десять миллионов долларов Чикагскому университету, доведя общую сумму пожертвований до тридцати пяти миллионов долларов или пятисот сорока миллионов в долларах 1996 года, затем навсегда попрощался. В напутственном обращении к правлению он написал: «Гораздо лучше, если Университет будет иметь поддержку и расти благодаря пожертвованиям многих, а не единственного дарителя… Я действую в соответствии с моим первым и постоянным убеждением, что это великое заведение – собственность народа, и народ должен его контролировать, управлять им и поддерживать его» 51. Уход не был столь полным, как предполагал Рокфеллер: в 1910–1932 годах СОВ и другие проекты Рокфеллера переправили тридцать пять миллионов долларов университету, и их дополнили еще шесть миллионов от Младшего. Но Рокфеллер, в манере государственного деятеля, создал понятие патрона как основателя, а не владельца и не надзирателя своего творения. На встрече в декабре 1910 года попечители университета воздали должное Рокфеллеру: «Господин Рокфеллер никогда не позволял Университету носить его имя и согласился называться его основателям только по настоятельному требованию Совета попечителей. Он ни разу не предложил назначить или убрать кого-то из профессоров. Каковы бы ни были взгляды, выраженные членами преподавательского состава, он никогда не выражал ни согласия, ни возражений» 52.