Дженнифер Уорф - Посреди жизни

Нередко мы видим взаимный обман. Медикам трудно сказать: «Больше не надо, это бесполезно», так как они боятся реакции родственников. В то же время родственники, возможно, думают то же самое, но боятся это выразить: вдруг их сочтут черствыми или скупыми? Некому высказаться открыто и правдиво. И, пока это происходит, беспомощный старик умирает, но не может умереть.

Смерть, конечно, победит в конце концов. Но придет не в виде старомодного Ангела Смерти и даже не в виде Жнеца со свистящей косой. Нет, это будет современная, госпитализированная смерть, сопровождаемая гудением компрессора противопролежневого матраса, писком электронных датчиков, прикрепленных к нашим хрупким сердцам и артериям, миганием сигнальных лампочек, лекарствами, капельницами и аспираторами. Все разнообразие современных технологий будет сопровождать нас на пути к могиле. Мы – те, кто сейчас стареет, – не надеемся, что наши дети и тем более внуки будут рядом в последний час нашей жизни. На самом деле у нас немного шансов даже на то, что рядом с нами будет медсестра. Аппаратам медсестра не нужна. А если красный свет на центральном мониторе просигнализирует, что упало артериальное давление или произошла остановка сердца, к нам скорее прибежит реанимационная бригада, чем медсестра, которая умеет просто сидеть и ждать.

Это стихотворение было написано по заказу газеты The Observer как современная поэтическая версия клятвы Гиппократа. Оно было опубликовано в этой газете в июле 1997 года, а затем вошло в книгу «Воплотить стихи в словах» (Setting the Poem to Words, Five Seasons Press, 1998).

Элизабет Кюблер родилась в Швейцарии. Она была одной из тройни и весила при рождении всего два фунта. Никто не ожидал, что крошечный ребенок выкарабкается, но с самого начала Элизабет была из самых упорных. Она боролась за жизнь и выжила, чтобы потом создать эпохальную книгу «О смерти и умирании».

Ей было всего тринадцать, когда нацистские войска вошли в Польшу и наголову разгромили неподготовленную польскую армию, пытавшуюся защитить свою родину. А затем нацисты собрали сотни тысяч евреев, погрузили их в поезда и отправили в… впрочем, в то время было еще неизвестно, куда именно. В те времена юная Элизабет вместе с семьей слушала старенький хриплый радиоприемник и приходила в ярость от услышанного. Именно тогда она мысленно обещала Господу отправиться в Польшу, когда она вырастет, и помочь людям бороться с угнетателями. Позже ее отец и брат видели, как фашистские пулеметчики расстреливали еврейских беженцев, пытавшихся через Рейн переплыть из Германии в безопасную Швейцарию. До швейцарской стороны добрались немногие. Остальные плыли по реке – мертвыми. Все эти зверства были слишком чудовищны и многочисленны, чтобы юная девушка могла про них не знать или забыть, и она повторила свое обещание Богу.

В бога она, однако, на самом деле не верила. По крайней мере в того бога, о котором проповедовал лютеранский пастор, учивший и запугивавший детей в воскресной школе. Пастор был холодным, грубым, невежественным человеком, в котором не было ни любви, ни христианства. Дети его приходили в школу с синяками по всему телу и всегда были голодны. Другие ребята делились с ними едой, но однажды пастор узнал об этом и жестоко избил своих детей. После этого они уже не смели ничего брать у других. Нет, Элизабет не верила в бога этого пастора. Может быть, в какого-то другого, который живет неизвестно где и любит детей. Как бы то ни было, лютеранский пастор отвратил Элизабет от любой организованной религии на всю оставшуюся жизнь. Но она никогда не переставала искать Бога Любви, в которого могла верить и в которого в конце концов поверила.

С самого раннего детства она твердо решила стать врачом, но отец не давал дочерям получить дальнейшее образование, так что в четырнадцать она ушла из школы и пошла работать служанкой. Целый год она прислуживала одной состоятельной женщине, но потом сбежала… и явилась в больницу, сказав, что готова на любую работу. В неразберихе военных лет ее согласились взять помощницей в отделение, где лежали умирающие пациенты с венерическими болезнями. Сифилитиков боялись, избегали и держали взаперти, но Элизабет считала, что они достойны сочувствия, способны быть добрыми и милыми и очень нуждаются в дружбе и понимании. Она открыла им свое сердце, и эта взаимная привязанность помогла ей подготовиться к худшему – которого, увы, недолго было ждать.

Когда 6 июня 1944 года объединенные силы союзников высадились в Нормандии, ход войны изменился. Тысячи беженцев со всей Европы устремились в Швейцарию. Целыми днями они бежали, шли, ползли, а потом их несли. Очень старые, очень молодые – все они были полуголодные, оборванные и завшивленные. Буквально в одночасье больницу наводнили эти несчастные, истерзанные войной люди.

Несколько первых недель Элизабет работала с детьми. В основном это были сироты, напуганные и растерянные. В первую очередь требовалась обработка против вшей и дезинфекция, потом нужно было найти им одежду, затем еду. Большую часть еды для них Элизабет вместе с еще одной девушкой стащила из больничных запасов – тогда это казалось удачной затеей, но чуть не привело к серьезным последствиям. От гнева властей Элизабет спас врач, который быстро договорился с еврейской общиной Цюриха о возмещении стоимости еды. Этот врач позднее оказал на Элизабет огромное влияние: он происходил из польских евреев и рассказывал ей о концлагерях, построенных в Польше, и о том, как нужны его бедной стране самоотверженные молодые люди, которые поедут туда и помогут ее возродить. И в его словах Элизабет вновь услышала тот самый зов.