Дженнифер Уорф - Посреди жизни

Профессор был блестящим, харизматичным лектором, на его еженедельные семинары приходили толпы народу, и он обсуждал со студентами всех факультетов, как именно психология и психиатрия приложимы к общей медицине, общей врачебной практике. И как-то раз, в один из дней 1964 года, профессор вызвал Элизабет к себе в кабинет. Он сообщил, что скоро на время уедет в Европу и хотел бы, чтобы Элизабет взяла на себя его лекции.

– Я не следую учебному плану. Вы можете выбрать собственную тему. У вас есть две недели на подготовку.

В первый момент ее захлестнула паника. Она никогда не сможет заменить этого блестящего лектора или удержать внимание его слушателей! Но, с другой стороны, это была честь, и она знала, как должна поступить. Темой ее лекций будет смерть.

Основной тезис был несложен: врачам было бы легче иметь дело со смертью, если бы они лучше понимали ее и просто разговаривали о том, что такое умереть.

Элизабет отправилась в университетскую библиотеку, чтобы изучить вопрос, но не нашла ничего, что могло бы ей помочь, кроме нескольких туманных и мудреных психоаналитических трактатов, а также небольшого количества антропологических исследований о ритуалах смерти у индейцев, эскимосов, индуистов и буддистов. Она должна была написать свою собственную лекцию – не имея предшественников и ни на кого не ссылаясь.

Но была и более серьезная проблема. Лекции профессора длились два часа – час собственно лекция, затем перерыв, а затем еще час для представления эмпирических данных и ответов на вопросы. Но какие могут быть эмпирические данные в поддержку тезиса о смерти? Это невозможно. Однако без них ничего не выйдет.

Элизабет все так же посвящала свое свободное время умирающим больничным пациентам и беседовала с ними, чтобы попытаться облегчить их страхи и одиночество. И тут на нее произвела сильнейшее впечатление девушка шестнадцати лет по имени Линда. У Линды был прогрессирующий лейкоз, она прямо и четко рассказывала о своей болезни, и это действительно впечатляло. Она не впадала в замешательство, не смущалась, и вдруг Элизабет осенило: если Линда выступит перед студентами-медиками, она сможет рассказать им о том, что такое умирать в юном возрасте. Линда с готовностью согласилась.

В день лекции Элизабет страшно нервничала. Она стояла на трибуне и зачитывала свои записи, а студенты вели себя безобразно: жевали резинку, болтали, развалившись на стульях, и хихикали. Но ближе к концу лекции их поведение стало более почтительным. Во время перерыва Элизабет вкатила в аудиторию кресло со своей храброй шестнадцатилетней пациенткой. Девушка была болезненно худой и хрупкой, она не могла стоять, но при этом была хорошо одета и красиво причесана. Ее ясные карие глаза и решительный подбородок говорили о том, что она прекрасно владеет собой.

Студенты напряженно сидели на своих местах. Никто не разговаривал, никто не сидел развалившись, никто даже не жевал резинку. Они явно чувствовали себя неуютно. Элизабет представила девушку, объяснила, чем она больна, и сказала, что Линда охотно согласилась ответить на вопросы будущих врачей. Она может рассказать о том, каково это – быть смертельно больной и знать, что тебе осталось жить совсем недолго. Послышался легкий шорох – студенты неловко заерзали на своих местах. А затем воцарилась тишина, такая глубокая, что было даже страшновато. Элизабет попросила кого-нибудь вызваться, но никто не поднял руку, поэтому она выбрала несколько студентов, позвала их на сцену, чтобы они были ближе к Линде, и потребовала: «Спрашивайте же!» Но им удалось придумать только невнятные вопросы о ее анализах крови, размерах печени и других медицинских деталях.

До этого момента Линда была спокойна и даже улыбалась. Но тут она потеряла всякое терпение и выплеснула на студентов свое отчаяние и одиночество:

– Вы только об этом и думаете: анализы, анализы и еще раз анализы. Никто из вас никогда не думает о пациенте как о личности! Вы прячетесь за своими анализами и таблицами, чтобы не разговаривать со мной. Со мной – с человеком, который умирает! Я моложе любого из вас, но я никогда не поступлю в колледж, никогда не пойду на свидание, никогда не выйду замуж, у меня не будет детей. Никто и никогда не разговаривает со мной, не пытается узнать, что я думаю и чувствую. Из врачей ко мне приходила поговорить только доктор Росс, а до нее – чернокожая уборщица нашего корпуса. Эта уборщица совсем бедная, и вся ее родня тоже. Она никогда не училась читать или писать, но она понимает меня, понимает, что со мной происходит, и говорит мне не бояться смерти. Ее народ называет смерть старым другом, а это уже не так страшно. Только она со мной разговаривала, пока не пришла доктор Росс!

Почему никто из вас не говорит со мной ? Вы стоите у кровати и говорите обо мне , как будто меня там нет, вы называете меня «она». Вы даже не смо́трите мне в глаза. Вы что, боитесь меня? Я заразна? Вы заразитесь от меня смертью, если подойдете слишком близко? Даже мои родные не могут говорить об этом. Если я пытаюсь заговорить о своей смерти с мамой, она меняет тему. Она что, думает, что для меня ненормально думать о смерти? Но ведь смерть со мной ежеминутно, ежедневно. Знаете, мама даже поместила в газете заметку, где рассказала о моем лейкозе и попросила читателей присылать мне поздравительные открытки с днем рождения. «Счастливого шестнадцатилетия». Сотни глупых открыток, и все от незнакомых людей!

Аудитория замерла. Линда приподняла хрупкие руки, ее щеки пылали от гнева, а глаза блестели.

– Мне не нужны бессмысленные открытки. Все, что мне нужно, – чтобы кто-нибудь понимал, что со мной происходит, чтобы кто-то показал мне, что он хочет быть рядом со мной, и сказал мне, что́ произойдет, когда придет время умирать.

Линда устала, и Элизабет отвезла ее обратно в палату. Когда она вернулась в аудиторию, что-то изменилось. Студенты сидели молча – это было потрясенное, почти благоговейное молчание. Некоторые плакали. Элизабет знала, что больше слов не нужно. Линда уже все сказала.

Скоро вся университетская клиника знала, какое впечатление Линда произвела на студентов. Она умерла, но ее короткая жизнь не была напрасной: уроки, которые она преподала в тот памятный день, изменили мир медицины.

К Элизабет обратились с просьбой и дальше проводить такие семинары с участием умирающих пациентов. В течение следующих пяти лет добровольцами стали сотни людей. Зрительный зал всегда был переполнен, так что потребовалось помещение побольше. Это было совершенно новое направление в преподавании медицины. Некоторые, правда, говорили, что это корыстное использование уязвимых людей. Другие утверждали, что это безвкусно и ненужно. На самом деле многие коллеги враждебно относились к тому, что делала Элизабет, и ее аудитория в основном состояла не из врачей, а из студентов-медиков и студентов-теологов, медсестер, другого среднего медицинского персонала, социологов, священников, раввинов и психотерапевтов.