Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

"Красные Камни” — санаторий, где нам предстояло провести 24 дня, представляет собой лучшую здравницу для людей, пользующихся самыми высокими привилегиями. Существующий под видом клиники и входящий в систему Четвертого отделения Министерства здравоохранения, — это один из лучших курортных отелей СССР. Для того чтобы попасть туда, необходимо высокое положение. В просторных квартирах в главном здании и роскошных дачах, расположенных ниже, гостили даже члены Политбюро. Горничная сказала нам, что в прекрасно оборудованной квартире, которую предоставили нам с Линой в 1977 году, регулярно бывает премьер Алексей Косыгин. Это обстоятельство объясняло наличие специально засекреченных телефонов в прихожей и спальне и прямую связь с московской "вертушкой”. С нашей террасы открывался вид неземной красоты. По утрам мы с Линой любовались восходом солнца, а в конце длинного летнего дня следили за тем, как тень от вершины горы медленно огибает толстые стволы сосен и растекается дальше.

Мы с Линой проводили в "Красных Камнях” каждый летний отпуск. Нас приводило сюда не желание подтвердить наше общественное положение, но удивительный покой этого места. Это остров, изолированный от внешнего мира каменными стенами и железными воротами, вооруженной охраной и собаками. Простой смертный не попадет сюда, и никто не войдет за ограду без специального пропуска или приглашения. Никто не может прокрасться под игровые площадки начальства, посмотреть, как мы проводим наш досуг.

Медицинская часть нашего отпуска ограничивалась нарзанными ваннами, которые мы принимали через день в подвале, длительными прогулками по лесистым горам и пешими экскурсиями в небольшой городок Кисловодск и его окрестности. В маленьком чистеньком городке с витрин магазинов мне улыбалось знакомое изображение — Иосиф Сталин. В Кисловодске его портреты прочно заняли привычные места задолго до того, как начали появляться на улицах Москвы, приклеенные на стекла такси. Всякий раз, когда я видел в витринах это изображение, меня охватывал какой-то мистический ужас при мысли о возможном возрождении сталинизма в новой форме. Так обыденно, так просто выглядели эти фотографии в витринах — и это после всего, что вынесла моя страна от руки одного из величайших убийц в истории человечества. Мне вспомнилась старая мудрость о том, что люди часто цепляются за камни, которые сокрушают их. И я думал о войне, о друзьях и родственниках, которые пострадали или попросту исчезли во время сталинского правления. Все эти мысли укрепляли меня в решении остаться на Западе.

Считалось, что мы находимся в санатории по медицинским показаниям, но большинство из нас были вполне здоровыми людьми. За путевку мы заплатили всего треть и без того уже низкой стандартной стоимости — 220 рублей за 24 дня. У нас с Линой было свое расписание. Мы попросили врачей не будить нас во время утренних восьмичасовых обходов, спали по меньшей мере до девяти, иногда завтракали в нашем номере, принимали бодрящую ванну или делали массаж, или плавали в закрытом бассейне, а потом долго гуляли до второго завтрака. Отлично оборудованный спортивный зал, теннисные корты, волейбольные площадки — все это было не для нас, поскольку мы предпочитали подниматься в горы по сквозным горным тропкам к верхнему плато, лежащему на высоте 150 метров над уровнем главного здания, и оттуда любовались роскошными видами Кавказа.

Большинство других обитателей санатория столь же мало обращали внимания на медицинский персонал и его старания. Дневные политинформации, обязательные для врачей, посещали немногие. Зато на киносеансах, концертах и танцах народу было полно. Не обходили стороной и бар, открытый по утрам и перед ужином. В нем было сколько угодно водки, виски западного производства, вина. В столовой, находящейся за соседней дверью, спиртные напитки не подавались. Но уж чего проще — вылить из стакана нарзан, который мы должны были пить, наполнить его прозрачной водкой и с торжественным лицемерием отнести к столику. Официантки и медики закрывали на это глаза.

Кисловодск всегда оказывал благотворное воздействие на наши с Линой отношения. Мы становились друзьями, даже заново влюблялись друг в друга. Нам нравилось проводить время вместе, но тем не менее мы не хотели оказаться в полной изоляции. Хотя можно было есть в номере, мы предпочитали ходить в общую столовую. У нас был любимый столик в нише, там мы обычно чувствовали себя достаточно уединенно. Из окна открывался прекрасный вид на сад и горы. Однако, хотя и сад, и горы были на месте, чувство уединенности рассеялось, когда, явившись на наш первый завтрак, мы обнаружили двух мужчин, сидевших в непосредственном соседстве с нами.

Один представился как Николаи Петров, сотрудник научного института Министерства здравоохранения. Он был невысок, очень живой и разговорчивый. Второй, Алексей Прокудин, высокий и молчаливый. Они были неразлучны и, совершенно очевидно, намеревались составить нам компанию. После того как несколько раз они оказывались рядом с нами в кино или выбирались на прогулку именно тогда же, когда и мы, я вынужден был признать, что Лина права. Она инстинктивно чувствовала, что Петров — сотрудник КГБ, а Прокудин — судя по его выправке и отрывистой речи — из ГРУ.

Я рассказывал Лине о кампании по усилению бдительности в Министерстве и историю молодого дипломата, так что интерес агентов тайной полиции к нашим персонам не слишком волновал ее. Чтобы отделаться от наших "ангелов-хранителей”, мы прибегали к разнообразным уловкам — меняли часы наших трапез; проскальзывали в столовую за несколько минут до закрытия; запасшись едой, уходили на целый день в горы. И все же Петров и Прокудин ухитрялись отыскать нас и присоединиться к нам. Я заметил, что некоторые сотрудники санатория тоже следили за кое-какими отдыхающими, но, по-моему, такой откровенной и пристальной слежки, как за нами, ни за кем больше не было.

В компании агентов я вел себя так же, как с советскими коллегами в Нью-Йорке: разговаривал только на самые безопасные темы и вставлял лишь ортодоксальные, либо ничего не значащие реплики. Но с другими обитателями санатория мне держать язык за зубами было ни к чему: обычно без всякой инициативы с моей стороны эти высокопоставленные функционеры после пары рюмок высказывали вполне крамольные точки зрения. Русские любят поговорить. К тому же — при всей красоте курорта — отдыхать там было скучно. На прогулках в лесу, за выпивкой до и после вечерних киносеансов или концертов мы все быстро перезнакомились.

Летом 1977 года я выслушивал от партийных бюрократов и министров набившие мне оскомину жалобы на недостатки в планировании, в управлении экономикой, сельским хозяйством и их заверения, что они делают все возможное, чтобы поправить дело, и, разумеется, со временем добьются успеха. Но речь шла о паллиативах, а не о подлинных реформах или существенных изменениях. Никто не критиковал саму систему, лишь немногие смотрели на вещи реально.