Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Я постепенно освоился со своей новой ролью. Джонсон был прав, уверяя меня, что сбор информации для него довольно скоро превратится в часть моей обычной работы. Это требовало какого-то дополнительного времени, но я сумел с этим справиться. Однако Джонсон ошибся, считая, что мои страхи пройдут. Где-то в подсознании всегда жила тревога. Я полностью отдавал себе отчет в том, что все-таки дипломата и шпиона ожидает разный конец. Дипломат, как правило, заканчивает свои дни в почете, а смерть застает его в собственной постели. Шпионы — даже самые блестящие — часто погибают, либо проводят остаток своих дней в тюрьме и бесчестье.

На одно из свиданий в гостинице "Вальдорф” Джонсон привел агента ФБР Тома Крогана, которого интересовала информация о деятельности его коллег в КГБ. О специфической оперативной работе КГБ я знал немного, но на протяжении своей карьеры я немало имел дело с агентами КГБ. Формально я был начальником многих из них на моей предыдущей должности в Миссии и на теперешнем посту заместителя Генерального секретаря. К тому же некоторые мои однокашники в Московском государственном институте международных отношений (МГИМО) пошли на работу в КГБ и стали профессионалами-оперативниками. Кое с кем из них я до сих пор поддерживал отношения.

Посмотрев списки, которые принес с собой Кроган, я понял, что могу быть ему полезным. Но предложение улучшить мои связи с КГБ я отверг, хотя Кроган очень на этом настаивал. КГБ, по его словам, может быть бесценным источником информации и опасным врагом, и мне лучше всего сохранять с ними добрые отношения.

— Это невозможно, — ответил я. — Большинство из них — неприятные и нечистоплотные люди, а некоторые просто дураки. Я стараюсь поддерживать с ними нормальные рабочие отношения, но им этого мало. Они хотят каждого держать под контролем, заставить всех нас работать на них и плясать под их дудку.

Я сказал Крогану, что не собираюсь заводить приятелей среди сотрудников КГБ ради того, чтобы помочь ему. Все, что я знаю, я готов рассказать, но для более широкой информации пусть использует другие источники.

Я начал с описания начальника шефа КГБ в Нью-Йорке, Бориса Александровича Соломатина, невысокого, приземистого генерал-майора или, как мы его называли, резидента. Когда я был назначен заместителем Генерального секретаря, Соломатин несколько раз приглашал меня к себе выпить и "по-болтать”. Он — человек циничный, грубый, да к тому же пьяница, живет отшельником в своей прокуренной берлоге и других туда заманивает.

Ни в каких операциях за стенами Советской миссии он не участвовал, он направлял агентов, которые этим занимались. Сам Соломатин редко выходил из Миссии, только в Глен Коув выбирался. По официальной должности — он заместитель Постоянного представителя СССР в ООН и находится в ранге министра, пользуясь дипломатическим иммунитетом.

Его двухкомнатная квартира в Миссии, где он живет с женой Верой, не такая крепость, как шифровальный зал, но тоже безопасное и надежное место. Для борьбы с американским прослушиванием, в эффективности и постоянстве которого он не сомневался, Соломатин завел два телевизора и стереосистему, и что-нибудь одно было всегда включено. Поскольку у него практически не было никакого контакта с американцами, он буквально жил телевизором, особенно любил новости и мог смотреть их сразу по двум программам — Си-би-эс и Эй-би-си. Другим его любимым занятием было слушать пленки с русскими песнями времен второй мировой войны и предаваться воспоминаниям о том времени, когда он был пехотным офицером.

Сейчас ему было за пятьдесят, он тоже кончил МГИМО, и я знал его много лет. После моего приезда в Нью-Йорк в 1973 году он открыто пытался вовлечь меня в шпионскую деятельность КГБ. Однажды, развалившись на тахте с сигаретой в зубах, он сказал, пристально глядя на меня:

— Ты мог бы быть одним из наших лучших сотрудников. — Потягивая водку, он продолжал в тоне конфиденциальной беседы: — Ты везде ездишь, со всеми говоришь. Тебе просто надо сообщать нам о том, что ты слышишь. Ведь, в конце концов, мы оба работаем на наше государство.

Он сказал, что любая интересная информация, поставленная мной, будет послана в Главное управление КГБ в Москве и несомненно привлечет внимание Политбюро.

— Мы умеем работать, — заявил он самодовольно, — не то что эти бюрократы из вашего Министерства иностранных дел: сидят, как наседки, на драгоценной информации и все никак не снесутся. Сотрудничество с нами поможет твоей карьере.

Все эти заверения Соломатина были враньем. Действительно, резидент имеет свои связи с Главным управлением КГБ в Москве, и он вправе решать, сообщать послу Малику информацию, которую он отправляет, или нет. Но, передавая в Москву информацию, КГБ никогда не указывает, кто именно сообщил ее. Даже сам Соломатин (или любой, занимающий его место), отправляя телефонограмму, не ставит своего имени, скрываясь просто под подписью "резидент”.

Было ясно, что Соломатин решил сделать из меня еще одну пешку в своей игре. Я ответил ему, что Громыко ценит меня по тому, что я делаю для министерства, а не по тому, что я делаю для КГБ. Он потер виски, изображая глубокое раздумье, и посоветовал мне серьезно рассмотреть его предложение.

Я не собирался участвовать в его работе, но в бытность его резидентом мне пришлось пойти на кое-какие уступки. Осенью 1973 года Соломатин познакомил меня с Валдиком Энгером, высоким красивым эстонцем. Он настаивал, чтобы я взял Энгера к себе на работу. Сначала я отказался, ссылаясь на то, что мне нужен человек, который действительно мог бы работать на меня, а не на КГБ. Резидент настаивал, и в конце концов я согласился с условием, что через несколько месяцев переведу его на другую работу в Секретариате. Соломатин не возражал.

Главным помощником Соломатина был полковник Владимир Григорьевич Красовский, заместитель резидента, опытный профессионал, несколько лет отслуживший в Нью-Йорке. В число ближайших коллег Соломатина входил также его частый гость Георгий Арбатов, директор Института Соединенных Штатов и Канады при АН СССР. Он регулярно бывает в США и совсем недавно мы с Линой видели его на обеде у Соломатина.

— Многие думают, что он очень близок к Брежневу, — сказал Джонсон, — говорят, что он фактически является представителем Кремля. Когда Арбатов выступает по телевизору или дает интервью для газеты, создается именно такое впечатление. Вы его хорошо знаете?

Я очень хорошо знал Арбатова. В сущности, я знал его с самого начала своей карьеры. Когда мы встретились на обеде у Соломатина, он находился в своей обычной разведывательной командировке. Тогда, в 1976 году, он приехал с целью исследовать политические настроения Америки накануне президентских выборов.