Вадим Абдрашитов - Портрет поздней империи. Андрей Битов

Все просто. Проблем не должно быть.

Я позвал друга, чтоб было сподручней, и мы поехали на Красносельскую. С пустыми руками — неловко, поэтому решили взять коньяк. Логика была беспроигрышной: если Битов не пьет, кому-нибудь подарит (фиг вам! Пьет, и еще как, но надо было брать водку). Долго искали дом, который был прямо перед глазами. Наконец, около десяти вечера, зашли.

Битов встретил нас в коридоре. Тапочки на босу ногу, легкий черный халат. Медленно, но бодро ковыляя обратно в квартиру, умудрился погладить двух мимо пробегавших соседских котов.

С порога начал вспоминать, как виделся с Мариенгофом:

— А я ведь знал Анатолия Борисовича! — Андрею Георгиевичу, видимо, уже сказали, что приедет молодой человек, который всерьез занимается этим подзабытым литератором. — Подарил ему свою первую книгу. Он сам попросил.

Первая книга Битова — сборник рассказов «Большой шар» — вышла в 1963 году. Наверное, Андрей Георгиевич запамятовал и подарил альманах «Молодой Ленинград» со своими рассказами. А может, я чего не знаю. Перебивать не стал.

Мы преподнесли коньяк. Битов достал штоф водки. Усугубили по рюмке — за Мариенгофа — и продолжили разговор:

— Я коньяк не люблю, — говорит мэтр, — да и не коньяк это вовсе.

— А что же?

— А!.. Молодежь!.. И не знаете, как Никитка коньяк испортил?

— Не знаем.

— Хрущев смелый был. Этого у него не отнять. Но и глупый был, как табуретка. Его пригласили в Армению. Водили по виноградным плантациям, давали дегустировать коньяк, рассказывали, как, из чего и в каких условиях все это производится. Ну, он и спрашивает: «Вы говорите, что самое ценное в этом деле — коньячный спирт?» — «Он самый», — отвечают армяне. «Так давайте его реализовывать! Экономику республики поднимем на новый уровень». Армяне подумали — и согласились. Да и как тут откажешь генсеку?

Андрей Георгиевич разливает по новой — выпиваем за армян.

— Там же как все обстоит? — продолжает он. — Все зависит от соотношения количества и качества. Процедура сложная. Я позже у математиков знакомых уточнял — говорят, действительно такое может быть. Продали армяне выдержанный коньячный спирт. Осталось его немного. И что сделаешь с ним теперь? Стали гнать некачественный продукт.

— И то, что мы пьем? — показываю я на пятизвездочный «Арарат». — Вода?

— Вода, — соглашается Битов. — И все Никитка. Фигура! Генсек! А какую память о себе оставил? Анекдот один. Бог его знает, правда это или неправда, но осадочек остался.

И неожиданно Андрей Георгиевич возвращается к Мариенгофу:

— Так и с вашим имажинистом было. Предал, не предал — кто теперь разберет? А осадочек — вот он, никуда не денешь. Но в Ленинграде к нему относились с почтением — так, на всякий случай. На вид — большой дядечка. Родные называли его Длинный.

— Виделись с ним, наверное, в Комарове?

— Пожалуй, в Комарове. У него еще жена была — известная актриса.

— Никритина!

— Во-во, она.

И разливает по третьей рюмке — пьем за поэзию.

Только я собрался расспросить Битова о Бродском и о Губанове — смотрю на часы: пора собираться. Андрей Георгиевич предлагает нам, пока он будет одеваться, выбрать книжку из его библиотеки на память.

Заходим в комнату (топчан, стеллаж книг во всю стену: Михаил Зощенко (любимый писатель), Николай Гоголь, Генрих Сапгир, Олеся Николаева — кого только нет) — там дверь в следующую комнату, в кабинет: один шкаф — книги с автографами Битову, второй — его собственные книги — сотни и сотни изданий.

Сначала смотрим, конечно, кто и что ему подписывал. «Ежик в тумане» на японском. «500 стихотворений» Олеси Николаевой. Беру «Ботинки, полные горячей водкой» Захара Прилепина — скромный автограф: «Андрею Битову от автора». После спрашиваю:

— Читали Прилепина?

— А как же! Хорош! Давно он, правда, ничего не пишет: имя себе делает, но как сегодня без имени? А так-то давно ничего не читаю. Вот Прилепина разве что. И не пишу давно. Устал. Читать других — это большой труд. Хватит с меня.

Переходим к изданиям Битова. Друг берет сборник рассказов, я — «Пушкинский дом». Пока Андрей Георгиевич подписывает, стараемся вызвать такси. До поезда — целый час. Времени хватает. До Ленинградского вокзала — рукой подать, но лучше перестраховаться.

Звоним в одну фирму такси. Ждем, когда приедут. Пять минут проходит, десять — никого. Звоним снова — обещают машину в ближайшее время. Плюнули на это. Обращаемся в другую фирму. Должны тут же пригнать авто. Проходит время. Уже проклевывается дурное предчувствие, что на поезд мы можем и опоздать.

И вот водитель на месте — звонит — мы выходим. Садимся в машину.

Водитель уточняет:

— До Ленинградского вокзала?

— До него.

— Вы с Гавриковой?

— Нет, с Краснопрудной.

— Тогда высаживайтесь. Мне других пассажиров надо забирать.

И ничего ж ведь не объяснишь ему. И опаздываем. Но еще есть шанс.

Звоним уже в третью компанию. Обещают подъехать. Подъезжают — не туда. Просим развернуться — авто исчезает из поля видимости.

В итоге я выхожу на дорогу, ловлю попутку — и мы мчимся на вокзал. Тороплю водилу. Обещаю хорошую сумму. Долетаем быстро.

И все равно… опаздываем на поезд.

Пока друг сидит с Битовым, с этим вековечным старцем, я бегаю сдавать билет и покупать новый. На руках паспорт Андрея Георгиевича. Касса закрылась на перерыв. Очередь набирается. Я ношусь от кассы до Битова и обратно. Мне звонят и спрашивают, как все прошло. И так неловко, и так стыдно объяснять произошедшее.

Проходит час. Пробиваюсь к кассе.

Кассирша спрашивает:

— Кому это вы покупаете?

— Деду, — говорю — своему.

Бедный Андрей Георгиевич совсем запарился сидеть. Натурально запарился. Я вернулся. Поменял в итоге билеты — и пошли на поезд.

Друг рассказывал, что, пока я носился, Битов материл таксистов, ментов и мудацкую жизнь в стране; сыпал афоризмами и философствовал: мол, иногда линии судьбы пересекаются и накладываются сплошняком — никуда от этого не уйти. Бывают дни, когда фатально не везет — и все тут.

Андрей Георгиевич уехал в Петербург, а мы пошли допивать водянистый «Арарат».

Минуло 30 лет нашего знакомства с Андреем Битовым.

Все началось с альманаха «Круг чтения». На заре перестройки его разрешило издать такое серьезное издательство как «Политиздат», где я работала в редакции календарей. Разрешить-то разрешило, а потом главная редакция стала мучить: это нельзя, то непозволительно… Я решила подстраховаться авторитетной редколлегией. Еще не вышел первый номер, а мы вместе с писателем Николаем Самвеляном наметили такой состав редколлегии: Д. С. Лихачев, С. С. Аверинцев, М. Л. Гаспаров, Фазиль Искандер, Андрей Битов, Булат Окуджава, Игорь Виноградов, Игорь Золотусский. Вот такие звездные имена. Но одно дело составить такой великолепный список, а другое получить согласие, притом на работу не только в редколлегии, но и в качестве авторов. С некоторыми из известных писателей я была знакома, но большинство из них я знала только заочно. Делать нечего: стала обзванивать потенциальных авторов и договариваться о встрече, каждая из них была по-своему примечательной.