Вадим Абдрашитов - Портрет поздней империи. Андрей Битов

Андрей Георгиевич всячески поддерживал это направление, считал этих людей настоящими подвижниками, сохраняющими преемственность и связи между различными поколениями представителей российского культурного пространства.

А что до нашего знакомства, есть несколько эпизодов, которые врезались в память. Замечательная поездка в Вологду, в Ферапонтов и Кирилло-Белозерский монастыри. Битов там вспоминал, как его в свое время в армию забрали и в местный госпиталь отправили. Он был, конечно, центральной фигурой этой поездки. Компания собралась большая, в дороге непрерывно беседовали, кто о чем. В какой-то момент зашел разговор о стихах…

Я ведь никогда не слышал, как Андрей Георгиевич читает свои стихи. Но однажды нас пригласила в свой театр Елена Камбурова. Полтора-два часа он читал свои стихи с потрясающей энергетикой. А у него же была тяжелая травма головы: читал, читал, читал — и вдруг сел и отключился минуты на три, а потом продолжил как ни в чем не бывало.

Запомнился эпизод, случившийся в Комарове, где мы проводили вечера памяти Анны Андреевны Ахматовой вместе с Анатолием Найманом, с которым у Битова довольно долго была серьезная размолвка, но, несмотря на это, мне все-таки хотелось свести их в одном пространстве. Как-то заехали за Андреем Георгиевичем. Привезли в Комарово, заехали на кладбище — это ведь одно из знаковых мемориальных мест России — знаменитая аллея, потрясающий барельеф на стене. Постояли, помолчали, а потом поехали на вечер к шести часам. Выступление Битова упомянуто в книге Наймана. Андрей Георгиевич, если в двух словах, сказал так: вообще-то я Ахматову не люблю, но это удивительный человек — с большими ушами. Так тонко чувствовала она весь век, и всех талантливых людей, и четверку (Иосиф Бродский, Дмитрий Бобышев, Анатолий Найман и Евгений Рейн), на которую она повлияла во всех отношениях… Так или иначе, я, кажется, своего добился, напряжение между ним и Найманом ушло.

А еще помню, как навещал Битова в Москве и Петербурге. Особенно когда он ложился на профилактику в одну из питерских больниц. Или заезжал к нему домой на Красносельскую. Я никогда не заводил с ним каких-то разговоров о литературе, просто любил его слушать. Потому что если он начинал о чем-то говорить, надо было просто молчать и за ним записывать. Получались замечательные эссе, причем с какими-то отступлениями, уходящими в символику цифр, и прочими неожиданными ассоциациями.

Литературная обработка текста Дарьи Ефремовой.

© К. Зейтунян-Белоус

С Андреем Битовым я познакомилась в начале 90-х, когда он приезжал в Париж на Книжный салон вместе с другими российскими писателями. В то время я подрабатывала устным переводчиком на литературных встречах. В 1995 году издательство «Албин Мишель» заказало мне перевод «Оглашенных». В третьей повести романа, «Ожидание обезьян», есть игра на букву О, связанная с Ожиданием и с Обезьянами. Но на французском «Ожидание обезьян» − это «Attente des singes». Буква О вообще отсутствует. Что же делать? Андрей Георгиевич мне сказал: «Сами напишите что-нибудь, если не получится, можно это просто убрать». Окрыленная оказанным мне доверием, я взялась за дело. Пришлось изрядно попотеть и сыграть одновременно на буквы О, А и S. Кажется, все же получился свободный перевод, а не отсебятина.

С 1997 по 2009 год я работала лектором на теплоходе, курсирующем между Москвой и Петербургом с мая до начала октября. К концу мая Битов обычно приезжал в Петербург, чтоб отпраздновать свой день рождения в родном городе, и я иногда заходила к нему в гости. Как-то летом Андрея Георгиевича пригласили на поэтический фестиваль в Комарове, и он захватил меня с собой. Так я смогла побывать на могиле Ахматовой, чей «Реквием» я переводила на французский. Мы вернулись очень поздно, мосты уже развели. Битов предложил переночевать у него и предоставил мне комнату, которая была плотно заселена комарами… Я всю ночь за ними охотилась, а они охотились за мной. Комары одержали победу. Утром я явилась на завтрак с опухшей физиономией. Андрей Георгиевич очень удивился: его комары вообще не трогали — видно, они считали его несъедобным, а он их не замечал…

В 2007 году Битов предложил устроить выставку моих рисунков в редакции журнала «Звезда» и напечатать мои стихи в журнале. выставка, вскоре состоялась. Стихи, правда, так и не напечатали. В течение лета я нарисовала два портрета Битова. По-моему, первый более удачный, но Андрею Георгиевичу больше понравился второй, который в три четверти.

Я как-то пришла в гости к Андрею Георгиевичу на его московскую квартиру, и он угостил меня чаем (сам он пил виски и крепкий кофе). Я обратила внимание на чашку: очень красивая чашка с диковинными рыбками и их описанием на французском языке. Андрей Георгиевич тут же воскликнул: «Дарю!» Чашку эту я храню до сих пор.

© К. Комаров

Мне бы хотелось сказать об Андрее Битове.

Это не эссе, не воспоминания, не — боже упаси — некролог.

Мне просто хочется сказать.

И я говорю.

В городе Екатеринбурге был такой мощнейший прозаик по имени Анатолий Новиков.

Это был человек раблезианского охвата жизни — он пил, ударял и охмурял все, что движется. И неподвижное тоже.

Даже если он этого и не делал, говорил он об этом так — что делал. Это было достоверно.

При всем при этом он был человеком платоновского (и Платона и Андрея Платонова) осмысления жизни.

Он жил на Юго-Западе. Иногда (надо бы чаще, да, Костя, надо бы!) я приезжал к нему обсудить ситуацию.

Ситуация обсуждалась, но неизменно выливалась в истории типа «как я охмурил дочку Берии». Зная военную биографию Толи и видя его молодые фотки, я понимал, что он не только дочку, но и всю семью Берии и самого Берию мог бы при желании охмурить.

Такой был человек.

Когда-то, в замшелом советском прошлом, он тусил в Токсове и строил там дачу Битову.

Они разговорились и нашли общий язык. И Битов, который не был особо щедр на предисловия, написал таковое к книжке Новикова, ибо она того стоила.

Толя ушел в июне этого года.

Андрей в декабре.

Символизм…

Но именно Толя дал мне телефон Битова. И когда я — простой, пьяный, нищий, относительно молодой русский поэт, выпив для храбрости, дрожащими руками набирал телефон Битова на Ярославском вокзале — я и знать не знал…

Но Битов ответил: «Я слышал про тебя, заходи».

И я зашел.

Так получилось, что на мне тогда были вусмерть убитые кроссовки, из которых уже показывались носки, поэтому первое, что я от ошеломления и оторопи сказал Андрею Георгиевичу, было: «Извините, а где тут у вас обувку прикупить?» Битов знал где и подсказал.