Анджей Монастырский - Шашечки и звезды

— Волнуешься? — спросил Красуцкий.

— Как сказать? Пожалуй, не очень. — Скибина действительно был спокоен. — Столько времени ждал этого дня. Это ведь наш летный экзамен…

— Какой там экзамен, — возразил Александр Пойманов. — Экзамен будет на фронте, а это скорее генеральная репетиция.

— Только если полет не удастся, то нечего и говорить о дальнейших шагах в воздухе.

— Ты, однако, волнуешься, — заметил Пойманов. — Почему думаешь, что не удастся? Разве ты не помнишь очередности действий? Не знаешь кабины своего «яка»? Разве не сумел бы даже ночью, с завязанными глазами найти рукой любой рычаг, любой прибор?

— В этом не сомневаюсь! — заверил Скибина.

— Ну вот видишь. Мне кажется…

Но не успел Александр закончить фразу, как его вызвал командир звена.

— Ну что, Славек? — продолжил разговор хорунжий Красуцкий. — Не посрамим бело-красных шашечек?

— А ты в этом сомневаешься? — ответил вопросом на вопрос Скибина. — Должны держаться и показать, что мы ничуть не хуже других!

Тарахтя и фыркая, подъехал грузовой автомобиль.

— Наш ЗИС-пять, с горы едет, а в гору надо толкать, — пошутил один из пилотов, взбираясь в кузов.

Рассмеялись из вежливости, так как это выражение всем давно уже было знакомо. Машина тронулась в направлении аэродрома.

Вскоре остались позади первые самостоятельные полеты на боевых самолетах. Все прошло хорошо. Это был памятный день. Семья фронтовиков пополнилась.

Старшие товарищи помогали молодым, давали советы, делились своим богатым опытом, зная, что это необходимо, что от того, как они сейчас обучат и подготовят летчиков, будет зависеть боевая деятельность полка. Коллектив в части был хороший, дружный, и молодые летчики быстро освоились. На равных вошли в семью фронтовиков.

Но спокойные полеты по кругу и даже учебные воздушные бои не удовлетворяли старых фронтовиков. Какая-то подсознательная тоска по риску, удали волновала их. Да и на деле хотели показать себя молодежи. Все это привело к ЧП.

Пара летчиков-истребителей Грудзелишвили — Пономарев возвращалась с учебных разведывательных полетов. Задание они выполнили и теперь летели, разглядывая с высоты нескольких сот метров окрестности Харькова. В районе Васильевки капитан заметил несколько левее по курсу группу колхозников, укладывающих стог. Он улыбнулся в черные усы, и в глазах его засветились веселые искорки.

Обернулся и увидел, что вслед за ним, немного выше и справа, идет самолет младшего лейтенанта. Не желая воспользоваться радио, Шота помахал своему ведомому крыльями, как бы приказывая: «Иди за мной», и отвел рычаг от себя.

«Як» наклонил нос и пошел прямо на стог, словно пришпоренный конь. За ним, как по ниточке, пошел ведомый, точно повторяя маневр командира. Стог рос на глазах капитана с головокружительной быстротой. Люди, работающие на стогу, заметили приближающиеся самолеты. Интерес, который они выражали доброжелательным помахиванием рук, сменился страхом. Человеческие фигурки моментально распластались на стогу. Самолет ведущего как ураган пронесся над верхушкой стога, едва не коснувшись его голубым брюхом, и взмыл свечой вверх. Спустя мгновение немного выше над стогом пронесся Пономарев. Это было уже слишком, нервы людей не выдержали. Две девушки в ватниках скатились со стога, словно их смело волной выхлопных газов.

Пилоты уже были далеко, когда напуганные люди стали подниматься со стога.

— Молодцы пилоты, вот это да! — Молодой парнишка пытался смехом заглушить пережитый минуту назад страх.

— Хулиганы, а не молодцы! — раскричались под стогом женщины. — Совести у них нет!

— Чистое безобразие так пугать людей!

А Грудзелишвили и Пономарев уже приземлялись, словно ничего и не произошло, довольные своей шуткой. Радовались, что «дали концерт», как это называлось на языке летчиков, уверенные в том, что никто об этом не узнает. На следующий день, вновь летя в паре, они повторили внеплановую «тренировку штурмовой атаки». Однако на этот раз им не удалось уйти от наказания. В этом районе базировался 9-й истребительный полк, и соседи видели их «концерт».

У подполковника Соколова сразу же раздался телефонный звонок.

— Слушаю, Соколов.

— Это подполковник Бодров. Хочу вас поздравить…

— Благодарю, но с чем?

— С тем, что у вас хорошо обученные пилоты, и с тем, что вы избежали потерь.

— Не понимаю…

— Недавно двое ваших произвели очень точную штурмовую атаку на колхозные стога! Почти брюхом прошли по соломе… Дали прекрасный «концерт», что и говорить! Поздравляю вас! — В словах командира 9-го полка чувствовалась ирония.

— А откуда знаете, что это мои? Видели номера?

— Мы сегодня не летаем вообще, готовимся к ночным. А впрочем, спросите ваших молодцов, у кого из них была трасса на Красноград…

Соколов положил трубку, выругался под нос и тут же вновь поднял ее. Отозвался голос телефонистки.

— Соедините с руководителем полетов, — отрывисто произнес командир.

— Руководитель полетов старший лейтенант…

Подполковник не дал ему закончить доклад.

— У кого была трасса на Красноград?

— Минутку, товарищ полковник, только проверю… Есть, Грудзелишвили с Пономаревым.

— Сразу же после обеда пусть явятся ко мне! А вместе с ними и майор Полушкин!

— Слушаюсь!

В тот вечер у двух летчиков не было особого желания шутить в кругу друзей. Как наказанные дети, они сразу же после ужина легли спать. Не столько из-за угрызения совести за «концерт», сколько из-за того, что история раскрылась и товарищи начали посмеиваться над незадачливыми концертмейстерами…

В эскадрильях по вечерам шумно, как в пчелином улье. Брошенная в свое время Бородаевским мысль начала пускать ростки. Больше того, вскоре она понемногу стала приносить и плоды. Оказалось, в полку недостатка в талантах не было. К созданию коллектива художественной самодеятельности Бородаевский и Матвеев приступили с энтузиазмом. Правой рукой Василия стал Еремин, талантливый молодой человек. Он был превосходным художником-декоратором. Пробовал писать стихи, но лучше всего ему давалась роль конферансье. Его хлесткие шутки вызывали взрывы смеха у слушателей.

Молодой лейтенант Николай Федин прекрасно играл на аккордеоне и почти никогда не расставался с инструментом. Друзья подшучивали: мол, если бы в кабине истребителя было хоть чуть-чуть побольше места, то Коля наверняка брал бы аккордеон в боевые полеты, потому что смог бы одновременно играть на нем в воздухе, пилотировать машину и посылать меткие очереди в неприятеля, так как стрелок он был хоть куда.

Хорунжий Славек Скибина оказался отличным декламатором. Особенно он любил стихотворения Маяковского. Многие его произведения знал наизусть. Скибина к тому же имел приятный низкий голос и с большим воодушевлением пел в хоре.