Нина Хрущева - Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

Пока мы пили чай, Павел рассказал нам, что в этих краях гибель Леонида стала сюжетом для легенд и сказок. Ему в 1943 году было одиннадцать лет, и он своими глазами видел, как чёрный немецкий истребитель гнался за шустрым советским «ястребком» и выпустил по нему две пулемётные очереди:

С парашютом никто не выпрыгнул. Мы видели, как самолет разбился, и побежали по снегу к месту падения. Мы нашли там три пальца лётчика, часть авиамотора с номерами «яка» и какие — то обгорелые документы. Мы не могли долго копаться в обломках, так как становилось темно, и внезапно появились немцы. Они подъехали на мотоцикле, в своей форме со свастикой и большими электрическими фонарями. Подсвечивая себе, они исследовали свежую воронку, но я спрятал документы и пальцы за пояс.

В своё время похожие легенды рассказывали очевидцы и в других окрестных деревнях, но сегодня большинство из них умерли, сказал Павел. В его голосе звучало удовлетворение от того, что он остался единственным источником этой истории.

Моя двоюродная сестра Анна тоже утверждала, что нашла самолет Леонида Хрущёва в своей деревне Ясенки, там ещё немцы захватили документы лётчика. Но это неправда. Мы с друзьями похоронили пальцы за домом, а документы спрятали в подполе. После освобождения моя мать отдала их советским офицерам.

Они сначала нас похвалили, а когда увидели на бумагах имя Хрущёва, строго приказали никому не говорить о том, что мы видели. Я рассказал нашему учителю истории на День победы, а мать узнала и выпорола меня, чтобы не разбалтывал государственные секреты.

Павел говорил торопливо, спеша поделиться с нами своим сокровенным знанием после стольких лет, а наша с сестрой фамилия делала его рассказ ещё более значительным. Старик клялся, что много раз сообщал о деталях гибели Леонида в разные инстанции, даже писал письма в Кремль нашему деду. «Вы не знаете, дошли тогда до вашего дедушки документы? — спросил он. — Получил Никита Сергеевич их?»

Если бы я знала. Неизвестно, получил дед эти письма или нет — пока он был у власти, многие утверждали, что им что-то известно о его сыне — но в 1960 году он поручил маршалу авиации Владимиру Судцу найти могилу Леонида.

Павел говорит, что помнит, как летом 1960 года подчиненные маршала несколько раз посещали его деревню, но, в конечном итоге, уехали ни с чем:

Они искали слишком много где и слушали слишком много кого, мою двоюродную сестру и так далее. Кроме того, я им сказал, что сына Хрущёва забрал дьявол и что это ведьмин промысел. Вот почему они не могут установить, тот ли это самолет, или найти тело. Послевоенная братская могила с именем старшего лейтенанта их не устроила. «Никита Сергеевич хочет похоронить своего сына», — сказали московские представители.

В середине 2000 годов, когда я только-только начала интересоваться семейной историей и задолго до встречи с Павлом, мы с мамой были в гостях у дочери маршала, Галины Судец. Её дом с пышным садом был недалеко от нашего дома в Переделкино, и однажды воскресным днем мы заехали к ней на чай с дыней. Запах дынь и зелени вокруг был такой сильный, что мне было трудно сосредоточиться, а мама, смеясь, вспомнила давнюю реплику Юлии большой насчет Леонида: «Городской мальчик, Лёня терпеть не мог природу».

Галина любезно пригласила нас в дом, и, когда мы наконец расселись, у нас состоялся длинный разговор. Галина очень короткое время была замужем за сводным братом моей мамы, и от этого брака у неё была дочь Екатерина, которую я никогда не видела, хоть она и приходилась мне двоюродной сестрой. Екатерина так ненавидела своего отца, который бросил их, и всё хрущёвское, что отказалась общаться с ним и взяла материнскую фамилию Судец. Но у Галины с моей матерью сохранились хорошие отношения, и она была рада поделиться тем, что знала. Она рассказала, что её отец упоминал какие-то документы, которые, по утверждению местных жителей, в 1943 году якобы забрали в Москву. Но он их сам не нашёл и не знал, существовали ли они вообще. Поэтому в 1960 году, по её словам, маршал не торопился ухватиться за темную историю с обнаруженными пальцами. Коммунист и атеист, он не верил в проделки дьявола. Он просто доложил Хрущёву, что найти самолет среди непроходимых лесов и болот, покрывающих эту местность, не представляется возможным. Если этого не смогли сделать сразу после освобождения города, через пять месяцев после катастрофы, то два десятка лет спустя, когда места возможного падения покрылись густыми зарослями, эта задача ещё более усложнилась.

― А как насчет других пропавших в этих местах лётчиков? — спросила я, чувствуя, что поддаюсь воцарившейся атмосфере. — Их тоже унес дьявол?

Ксения повернулась и посмотрела на меня со страхом и недоверием. С первой минуты нашего знакомства с Павлом на лице моей сестры застыла тревожная улыбка, словно то предчувствие сверхъестественного, посетившее её по дороге, вызвало у неё паралич.

― Тоже, — ответил старик буднично. — Пока Хрущёв не стал царем, все были воинами, кто погиб, защищая нашу святую землю от нашествия. Мы с тех пор немало тел нашли, но приходили и спрашивали только об одном, о сыне руководителя.

Он помолчал, затем добавил:

― Никита не должен был ездить в Америку. Сталин никогда не ездил.

Павел сказал, что он вообще-то не имеет ничего против Хрущёва, но думает, что тем своим миротворческим визитом в США в 1959 году он предал Россию — и Бога.

― Вся эта неразбериха вокруг судьбы бедного парня, — сказал он, — от того, что Бог отказал ему в упокоении из-за отца-атеиста.

У меня голова пошла кругом. Я затеяла эту поездку, чтобы выяснить, что же на самом деле произошло с Леонидом. Мы нашли больше информации, опровергающей обвинения в предательстве, но у нас до сих пор не было ни тела, ни самолета. И мы никогда не узнаем, действительно ли Павел видел крушение самолета Леонида в 1943 году. Зато мы выяснили точно, что здесь, далеко от Москвы, в этих калужских лесах, деда по-прежнему считают неправым.

Во второй половине дня мы с Ксенией наконец добрались до городского сада Жиздры. Мы хотели своими глазами увидеть мемориальную плиту с именем Леонида — хоть что-то, напоминающее его могилу. В засыпанном снегом саду было холодно и неуютно. На голых ветвях деревьев сидели черные вороны, в пустом небе плыли серые облака. Позади нас высилась статуя Ленина с простертой в коммунистическое будущее рукой — будущее, так и не осуществившееся, несмотря на искреннее заверение деда, что оно наступит в 1980 году. Начинало смеркаться; мы положили красные гвоздики — коммунистические цветы — к подножию монумента. Мы надеялись, что, посетив могилу, сможем как бы поставить точку, оставить прошлое позади и сказать последнее «прощай» Леониду — нашему дедушке, которого мы никогда не знали. Но ощутить конец истории не получилось, всё, что мы чувствовали, это грусть. Тот факт, что тело не было найдено, оставил неопределенность, если не в головах, то в наших душах точно.