Нина Хрущева - Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

Я была более оптимистична. Ночью после ухода Медведева мне приснился сон. Мне снилось, что вся наша семья собралась в гостиной вокруг старинного обеденного стола красного дерева. Бабушка Нина, которая умерла за год до этого, во сне сидела на недавно отреставрированной, ещё дореволюционной, ореховой софе, держа голову деда у себя на коленях, а остальное его тело покоилось, вытянутое на софе. Я, помнится, ещё подумала, почему его труп лежит на нашей «аристократической кушетке», как мы в шутку её называли. Тут он резко сел, оглянулся и чихнул. От этого чиха я проснулась.

Наша няня Маша, Мария Вертикова, как большинство простых русских женщин, была специалистом по разгадыванию снов — незаменимый навык в тяжелой и иррациональной деревенской жизни. Когда я рассказала Маше про свой сон, она меня обнадежила: «Чихание — это хороший знак. Никита Сергеевич возвращается». Живя в деспотическом обществе, всегда ищешь проблески надежды, поэтому тем же утром моя такая рациональная мама села за телефон и начала обзванивать всех московских знакомых, радостно сообщая им, что система вот-вот изменится к лучшему.

А несколько месяцев спустя случилось невообразимое. В сентябре 1985 года, давая интервью журналу «Тайм», Горбачёв прервал 21-летнее молчание вокруг имени моего деда. «Я вспоминаю ещё раньше, в 1961 году, встречу Хрущёва и президента Кеннеди в Вене, — сказал он. — Был Карибский кризис, но в 1963 году мы всё же увидели договор о частичном запрете ядерных испытаний. Хотя, повторяю, это было время кризиса, две страны и их лидеры проявили достаточно мудрости и смелости, чтобы принять некоторые очень важные решения» [10] An Interview with Mikhail Gorbachev // Time, September 9, 1985. .

Упоминание Горбачёвым «мудрости» моего деда заставило многих взглянуть на его наследие в более позитивном свете. И хотя две главные советские газеты, «Правда» и «Известия», сначала напечатали это интервью, вырезав из него под давлением КГБ имя Хрущёва, горбачёвское видение возобладало: он явно считал себя учеником бывшего советского лидера [11] См. Левада Юрий, Шейнис Виктор. 1953–1964: Почему тогда не получилось? // Московские новости. 1988. 1 мая. .

Начатая Горбачёвым политика гласности и перестройки знаменовала собой первую открытую дискуссию о путях реформирования государственного управления и экономики страны — и всё это вживую и без заготовленных текстов транслировалось по телевидению. Внезапно оказалось, что мой дед больше не нуждается в защите. Ему вернули его место в истории страны, и имя Нины Хрущёвой стало скорее роскошью, чем необходимостью. Впрочем, меня в ту пору куда больше заботило, что делать с новообретенной свободой, чем то, какую подпись я буду ставить на проездных документах — это стало неожиданно возможным, когда советское государство разрешило своим гражданам выезжать за рубеж. С намерением посмотреть мир и заодно получить степень по литературе в Принстонском университете, я в августе 1991 года отправилась в США. (Но даже тогда тень разговора с Молотовым всё ещё преследовала меня.)

За дальнейшими событиями я следила уже из Америки. Я видела, как ГКЧП пытался отстранить от власти Горбачёва и как путч провалился; как люди вышли на улицы, а Борис Ельцин, в ту пору президент РСФСР, возглавил их движение. Я видела, как распался Союз и как граждане России приветствовали рыночную экономику; видела, как обернулась анархией посеянная Ельциным мечта, а он сам из партийного аппаратчика превратился в царя-самодура. И из Америки я наблюдала за приходом к власти олигархов — людей, которые, благодаря своим связям, получили жирные куски от пирога приватизированных национальных ресурсов, в то время как сбережения моей семьи и других простых людей растаяли у них на глазах.

Вновь в Москве у матери я оказалась в канун Нового, 1999 года, в тот самый день, когда Ельцин — больной и немощный, превратившийся в объект всеобщего презрения — объявил о своей отставке. Был холодный зимний день, шёл снег. Когда я переступила порог нашей московской квартиры [12] К тому времени мы переехали с престижного Кутузовского проспекта в более скромную квартиру в районе не элитной Новослободской. , мама смотрела по телевизору выступление Владимира Путина, в котором новый президент обещал бороться с олигархией, соблюдать верховенство закона и не занимать свой пост ни на день дольше разрешенных Конституцией двух четырехлетних сроков.

― Он производит впечатление умного и достойного человека, разве нет? — сказала мама.

― Он в прошлом полковник КГБ, — ответила я. — А бывших агентов не бывает.

― Нет, он же из Санкт-Петербурга, нашего окна в Европу. Он молодой, всего сорок восемь лет, да и вообще, кто угодно лучше, чем Ельцин, — привела мама аргумент сторонников традиционного русского верования, что следующий царь непременно будет лучше предыдущего.

Я помотала головой.

― Ельцин, конечно, был продажным и даже очень, я уверена [13] Когда в 2000 году Ельцин оставил Кремль, тайное состояние его и его семьи оценивалось, как минимум, в 15 миллионов долларов. — Compromat.ru. 2001. 16 мая. . Он пил и как президент недостойно вёл себя, но при нем были свободные выборы, свобода слова. Вот увидишь, Путин будет вторым Брежневым, если не Сталиным. Его неограниченная власть породит неограниченную коррупцию.

Тогда я так не сказала, но у меня было предчувствие, что путинское пребывание у власти не сулит ничего хорошего нашей семье и наследию деда.

Мой прогноз вскоре подтвердился. Данное президентом при вступлении в должность обещание вернуть россиянам самоуважение после анархии ельцинской эпохи, похоже, было тревожным звонком из нашего деспотичного прошлого — от его «вертикали власти» до контроля над СМИ и выборами. И что ещё хуже, две трети граждан страны, пережив невозможный переходный период, были уверены, что посткоммунистические реформы принесли России больше вреда, чем пользы [14] Гудков Лев. Время и история в сознании россиян // Вестник общественного мнения. № 2 (104). Апрель-июнь 2010. С. 30. . Приученные считать государственные интересы выше личных, половина населения страны жаждали возврата к твердому, сталинскому, типу руководства и скорбели по утраченному «статусу великой мировой державы» [15] Эта и следующая цитата взяты из книги: Общественное мнение: Ежегодник. Под ред. Н. Зоркой. — М.: Левада-центр, 2012. С. 101. . Они словно бы говорили: «Да, нас расстреливали и сажали миллионами, зато какими грандиозными были наши победы и военные парады!» Многие добровольно отказались от свободы в обмен на путинские гарантии «стабильности и порядка», что уже тогда я воспринимала как новую форму ГУЛАГ а — не место с колючей проволокой и охранниками на вышках, а ГУЛАГ русского сознания, невидимую тюрьму внутри всех нас.