Лариса Литвинова - Летят сквозь годы

Всей душой преданная своей трудной профессии — сейчас, в войну, это было больше, чем профессия уметь управлять самолетом, — Таня готова была помочь всем девушкам полка стать летчиками. Ведя в ночи к цели послушный ей бомбовоз, Таня думала: «Зина хочет тренироваться? Великолепно. В экипаже будет полная взаимозаменяемость…»

Таня и Вера были неразлучны в воздухе. Очень редко разлучались они и на земле. Когда Вере случалось дежурить или отсутствовать по какой-либо другой веской причине, Таня откровенно скучала и говорила, что ходит «как неприкаянная». Вера была более сдержанна в выражениях, может, оттого что, будучи почти ровесницей, неизменно почитала Таню учителем, относилась к ней как к старшей.

Однажды Вера — она даже сама не знала, как это получилось, — разоткровенничалась со штурманом Дусей Пасько. Девушки сначала вспоминали студенческие годы. Хотя Верин институт не был каким-нибудь особенно завлекательным — просто педагогический, — все в полку знали, что уж Белик-то будет непременно учительницей. Преподавателем математики. И что работа штурмана ей пока единственно сродни. А тут вдруг Вера спросила у Пасько:

— Дуся, тебя летчица учит управлять самолетом?

— Иногда Парфенова доверяет мне управление. Показывает, как нужно действовать рулями.

— А меня Таня, Макарыч наш, решила сделать заправским летчиком. Она решила закалять мою волю. И знаешь как? Показывает мне фигуры высшего пилотажа. Иногда — над горами.

— Да ну? А не страшно?

— Конечно страшно, но не страшнее зениток. А Таня говорит: «Тебе нужно научиться управлять самолетом по-настоящему. Это всегда может пригодиться. Я научу тебя делать «мертвые петли», виражи, штопор — все фигуры пилотажа. Вот смотри, это петля!» Выключила мотор. И представляешь, все вокруг засвистело. Мы понеслись вниз, прямо на горы. «Теперь делаем так!» — говорит Таня. Где тут «делаем»! Делает она. А я только вижу: мы понеслись к звездам. А потом перевернулись вверх колесами. «Поняла?» — спрашивает Таня. «Нет, ничего не поняла», — отвечаю.

— Где же понять, когда душа в пятках, — усмехнулась Дуся.

— А Таня говорит: «Ну тогда смотри, что такое штопор!» У меня в глазах все замелькало. Вижу то звезды, то верхушки скал, то снова звезды. А Танька хохочет и только, слышу, считает: «Один, два, три, четыре…» Это она витки штопора считала. А потом говорит: «Ты у меня научишься летать лучше любого курсанта». Так что, Дусенька, чем черт не шутит, я еще летчиком стану.

— А по совести, нравится тебе пилотаж?

— Когда Таня учит, кому не понравится. И знаешь, как это нам сейчас нужно! Вот у Тани есть поговорка: «Ай да мы! Спасибо нам…»

— Правильная поговорка. Что мы мало дела делаем?

— Я о том, что целое «мы» состоит из частей. Вот поэтому штурману научиться пилотировать очень важно. Чтобы части были равноценны и взаимозаменяемы.

— Смотри ты, летчиком станешь, и учительство побоку?

— Нет! Никогда. После войны обязательно институт закончу. И знаешь что, Дуся? Ты никому не проговорись о наших с Таней занятиях.

— Раз просишь, то я, конечно, молчать буду. Да, думаю, Таня твоя не умолчит.

Дуся Пасько предугадала события: с легкой руки Тани в полку развернулось своеобразное соревнование в обучении штурманов летному делу. Штурманы в свою очередь делились тайнами собственной непростой специальности.

На берегу Каспийского моря, в городке Хачмасе, размещались подвижные авиационные мастерские ПАМ-44.

Сюда доставлялись самолеты, которые уже нельзя было отремонтировать в полевых условиях. Из женского полка тоже отправили в ПАМ два самолета с экипажами в полном составе.

Небывалое событие, «бабы прилетели», — в мастерских до сей поры видели только мужчин-авиаторов, — произвело настоящую сенсацию. Даже начальник ПАМа был удивлен, узнав, что на фронте воюет целый женский авиаполк. Да как воюет! Девушки с боевыми орденами. По такому случаю он отдал распоряжение отремонтировать оба самолета вне очереди.

За ремонт принялась лучшая бригада старшины Александра Костенко. Мастера старались вовсю, и на третьи сутки самолеты стали как новенькие. Девушки поблагодарили, распрощались и улетели.

За трое суток молодые люди перезнакомились, подружились. Из разговоров Саша Костенко узнал, что в женском полку не хватает самолетов. Как было сказано, некоторые летчицы ходят безлошадными. У старшины-бригадира зародилась мысль собрать самолет в подарок женскому полку. Своей идеей Костенко поделился с товарищами. Всем она пришлась по душе; начали работать во внеурочное время, после трудового дня, по ночам. Решили подготовить подарок к 25-й годовщине Октября.

Когда самолет был почти готов — осталось только отрегулировать и облетать его, — в мастерские прибыл полковник из кавалерийского корпуса. Увидев в цехе исправный самолет, он сказал:

— У меня нет времени ждать, пока вы отремонтируете мою машину. Поставьте здесь эмблему кавалерийского корпуса — подкову. Я улечу на этом самолете, свой оставлю взамен. — И он похлопал по обшивке, как по крупу коня.

Подобные замены вообще практиковались. Но ведь тут особенный случай.

Старшина Костенко отправился к начальнику мастерских Федору Степановичу Бабуцкому, зная, какой он отзывчивый, душевный человек.

— Товарищ инженер-капитан, что хотите делайте, но я не отдам наш подарочный. Не отдам, и все. Бригада не позволяет.

— Товарищ старшина, кто вам сказал, что подарок собираемся кому-то отдавать? Командование кавалерийского корпуса просит срочно отремонтировать их самолет или заменить другим. Это верно. Но подарок трогать не будем. Знаете что? Чтобы новый самолет никому не мозолил глаза, вывозите-ка его на аэродром. Сегодня прибыла из женского полка летчица Марина Чечнева. Пусть она его облетает. А завтра вы с подарком отправляйтесь к нашим дорогим женщинам.

Костенко, обрадованный, вернулся в цех. Через час самолет, на борту которого было написано: «Лучшему комсомольскому экипажу», вывезли на аэродром.

Вскоре туда пришла Чечнева со своим техником Машей Щелкановой.

— Кто здесь Саша Костенко? — спросила Марина. — Мы прибыли в ваше распоряжение. Это — во-первых. А во-вторых, я привезла вам большой привет и… письмо.

— Спасибо. Я давно жду письмо. Давно жду… — Костенко принялся старательно вытирать руки ветошью.

— Нет-нет, так письмо вы не получите! Пляшите или пойте.

— Пляши, пляши, Сашка! Иначе не видать тебе письма! — подзадоривали ребята своего бригадира. — Попался на крючок? Любовь, брат, не картошка. За письмо от милой и сплясать можно.

— Помилуйте, братцы. Я лучше вечером спляшу, когда музыка будет. А здесь что? Работать надо, а не плясать.