Лариса Литвинова - Летят сквозь годы

Впереди по курсу забили зенитки, вспыхнули четыре прожектора и сошлись в одной точке.

— Поймали. Видишь, цель открыта, — сказала Таня. — Наши уже там.

У самого Терека облачность рассеялась, показалась извилистая лента реки, характерный изгиб берега у Хамидие. Небольшой клочок земли, примыкающий к переправе, был весь покрыт огненными вспышками. Яркие лучи прожекторов метались по небу.

Таня с Верой вошли в зону огня. Впереди над переправой, будто неподвижный, повис самолет, схваченный цепкими клещами прожекторов. Огненные шары-разрывы окружили его кольцом.

— Нужно выручать. Так и сбить могут, — сказала Таня и повернула самолет, чтобы скорее подойти к переправе.

— Бросаю САБ. Давай заходи на боевой курс! — крикнула Вера и выбросила за борт осветительную бомбу.

Два прожектора метнулись к их самолету, ослепили. Ближе, ближе за бортом рвутся зенитные снаряды. Все внимание противника сосредоточено теперь на их самолете. Зато подругам стало легче; освобожденные от прожекторов, они быстро удаляются от цели. А Макаровой туго. Десятки снарядов пытаются настигнуть, уничтожить самолет. Летчик маневрирует, перекладывает с одного крыла на другое. То короткой, то длинной змейкой, то горкой ускользает от снарядов, упорно приближаясь к переправе. Чтобы лучше прицелиться, ослабить свет прожекторов, Вера сбрасывает второй САБ и подает команду:

— Курс триста двадцать. Еще право. Хорош! Так держать!

Тридцать, сорок секунд длится прицеливание. Летчик все это время строго выдерживает режим полета: скорость, высота, курс — необходимые условия для меткого сбрасывания бомб. Именно в эти секунды зенитчики ведут по самолету прицельный огонь. И чаще всего попадают. Тане приходится призвать на помощь всю свою волю, чтобы перебороть инстинкт — рука так и тянется отвернуть самолет от надвигающейся опасности. Таня заставляет себя забыть об опасности. Все внимание только приборам — курс, высота, скорость. Курс, высота, скорость.

Вдруг самолет вздрагивает, отклоняется от курса. Прямое попадание. Снаряд пробил правую плоскость. Таня не успевает сделать парирующего движения, как Вера командует:

— Держать курс!

Неимоверно трудно удерживать израненный самолет. Он кренится, вздрагивает, плохо слушается рулей управления. Но Таня не позволяет ему выйти из послушания, Наконец — толчок по ручке управления. Это штурман дает знак, что бомбы сброшены, И Таня, получив возможность снова маневрировать, выписывает немыслимое сплетение змеек и горок, стремится выскользнуть из лап прожекторов, уйти подальше от лавины огня.

— Попала! — кричит радостно Вера. — Попала в переправу! Я рассмотрела… Ты слышишь, Таня, мы разбили переправу!

— Ай да мы, спасибо нам, — машинально роняет Таня, охваченная новой заботой. «Почему греется мотор? Почему падает высота? Очевидно, пробит маслобак или маслопроводка, — решила она, потому что козырек, стойки, борта кабины — все было забрызгано маслом. — Дотянем ли домой? Хватит ли высоты, чтобы одолеть горы?» Тревога росла, но летчица молчала, не желая волновать подругу.

— Таня! Почему ты молчишь? Ты не ранена? — с беспокойством спросила Вера.

— Нет… Я не ранена, — ответила Таня. — А вот самолет… Не хотела тебе говорить, да, видно, придется. Видишь, как масло брызжет? В любую минуту мотор может остановиться, и если это случится над горами…

— Ты думала, что я ничего не знаю? Я давно все поняла! Но нечего раскисать.

— Ты права, Верок. На наше счастье, болтанка утихла, чувствуешь? Долетим! Как-нибудь дотянем, обязательно дотянем.

И, несмотря на усталость, несмотря на то что руки стали словно деревянные, настроение у Тани улучшилось. Чем-то незаметным, но необходимым в эту минуту поддержала ее подруга, и она уже справилась с нахлынувшей было слабостью.

А мотор все больше и больше недодавал оборотов, высота падала. И все же самолет перетянул через вершину хребта. Вот и Сунженская долина. Но что это? Там, где должен быть аэродром, виднелось белое пятно.

— Только тумана нам сейчас недоставало! — воскликнула Таня.

— А вчера разве лучше было? Тоже туман два часа нас держал, и пробоин пару десятков получили. Разве ты забыла, Таня?

На аэродроме их встретила техник Зина Радона. Она радовалась возвращению экипажа, радовалась успешному бомбометанию, а насчет самолета просила не беспокоиться:

— Не горюй, командир, завтра отремонтирую, и будет служить не хуже нового. Хорошо, что сами не ранены. А самолет — это ничего.

С переправы на Тереке многие самолеты возвращались потрепанные. Экипаж Распоповой — Радчиковой не вернулся совсем. Исправные самолеты садились, заправлялись новой партией груза и уходили на цель. Таня с Верой очень переживали, что остались безлошадными.

На другой день была радость: перед обедом явились в полк Нина Распопова и Леля Радчикова. Вот что с ними произошло. Над переправой их самолет подбили зенитки. Мотор прекратил работу. Летчик и штурман были ранены. Собрав последние силы, Нина Распопова вывела самолет из-под обстрела, и ей удалось спланировать на нейтральную полосу. В темноте девушки долго ползли по грязи, пока не добрались до переднего края своих войск. Их подобрали солдаты саперного батальона, оказали первую медицинскую помощь и отправили в госпиталь. Нина и Леля по дороге сбежали. На попутках добрались в полк, в свою санчасть. Врач полка Оля Жуковская еще несколько дней отражала натиск желавших с ними повидаться.

А после обеда принесли полный мешок писем: с начала отступления в полк еще не доставлялась почта. Сейчас каждой из девушек было по нескольку писем. Таня схватила пачку разноцветных треугольников и конвертов.

Первым распечатала письмо от Виктора. Он писал, что после госпиталя был послан в танковое училище, закончил его, стал офицером и теперь едет на фронт. «Не может ли он с танками попасть на наше направление? — думала Таня. — Вот бы здорово было: он давил бы фашистов на земле, а я с воздуха! И вдруг бы встретились… Уж тогда бы я ему все сказала…»

Но Тане было необходимо сказать о переполнявших ее чувствах сейчас. Она прочитала другие письма. Сестренка Вера сообщала, что учится в энергетическом техникуме, мама по-прежнему болеет. Деньги от нее, Тани, получили. Мама просит Таню беречь себя…

— Штурман, тебе тоже пишут «береги себя»? — присела Таня на койку Веры. — Как будто я хочу погибнуть. Я хочу жить и хочу победить. Победим фашистов, Верок?

— О чем разговор! Конечно победим! Мы с тобой еще на Берлин бомбы сбросим, — уверенно ответила Вера.

— Сбросим! А ты знаешь, от кого это письмо? От Виктора. Помнишь, я тебе рассказывала: мы вместе выросли — жили в одной квартире. А потом я в него влюбилась. Только не смела об этом сказать. И ему не велела… А теперь мне очень бы хотелось, чтобы он написал о любви. А от него… просто товарищеское письмо.