Лариса Литвинова - Летят сквозь годы

— Я согласна, — сказала Марина и протянула письмо. — Только знайте: у меня память хорошая. Если обманете — не спляшете, то я расскажу одной чернобровой, и она больше не станет писать никогда.

— Ну, тому, что я обманщик, она не поверит. А сплясать я спляшу, раз обещал. Обязательно спляшу.

Маша Щелканова, по-хозяйски засучив рукава гимнастерки, уже помогала в работе. Она заглядывала в каждый узел крепления, осмотрела инструменты и запасные части, которые придаются самолету. «Не забыли бы чего положить, — думала она. — Нужен полный комплект».

Работа была быстро закончена, и Костенко сказал Марине:

— Товарищ младший лейтенант, теперь все зависит от вас. Вы должны определить, какая получилась машина.

— Могу сразу сказать: машина чудесная. А облетать, конечно, нужно. Пойдешь со мной, Маша?

— Нет, извините. В полет, испытать наше детище, пойду я! — сказал Костенко. — Вы отдохните, товарищ Маша, а я полечу.

Щелканова, конечно, не стала спорить: она отлично понимала чувства мастера.

Марина Чечнева, словно всю жизнь только и делала, что испытывала новые самолеты, без всякого страха взлетела и по-настоящему отвела душу летчика: выполнила серию фигур, потом повторила все сначала.

На следующий день Чечнева, Щелканова и Костенко вылетели в полк.

Вечером под праздник полк готовился, как всегда, к боевой работе. Летчицы в сопровождении техников осторожно выруливали самолеты из-под деревьев, выстраивались на старте. По аэродрому сновали заправочные машины. На командном пункте обсуждалась боевая задача. В эту ночь всем хотелось нанести особенно ощутимый удар по врагу.

Неожиданно над аэродромом раздался гул самолета.

— Он явно собирается садиться, — с тревогой сказала Бершанская дежурной по полетам лейтенанту Амосовой. Командир полка беспокоилась, потому что аэродром маленький, весь загружен самолетами и сесть прилетевшему совершенно негде. — Гони его на второй круг! Давай ему красную ракету!

Дежурная, уже приготовившая ракетницу, выстрелила. Самолет, пролетев низко над головами, удалился.

Пока самолет делал над аэродромом круг, для посадки все было готово. Развернувшись и зарулив по всем правилам на указанное место, летчик выключил мотор. Из самолета выпрыгнули три человека.

Чечнева, Щелканова и Костенко — это были они — подошли к командиру полка.

— Товарищ командир полка, прибыла на новом самолете, — доложила Чечнева.

— Вижу, что прибыла. Молодец, села хорошо. А мужчин зачем к нам возишь? — смеясь, спросила Бершанская. — Здравствуйте, товарищ старшина. В гости к нам или по делу?

— Вот прилетел вручить вам подарок от мастерских, — смущенно ответил Костенко.

И все, кто были на аэродроме — летчики, штурманы, техники, вооруженцы, — сразу же собрались на короткий, трогательный митинг.

«Разве же наш труд идет в какое-то сравнение с тем, как они все здесь жизни своей не жалеют… молодой жизни? В каждый вылет, каждую секунду головой рискуют…» — думал Костенко, видя вокруг дышащие юной привлекательностью девичьи лица.

— На самолете написано: «Лучшему комсомольскому экипажу». Вот для нас, командир, задача, — обратилась комиссар Рачкевич к Бершанской. — У нас много лучших экипажей. Придется выбирать лучший из лучших! Но могу заверить вас, товарищ старшина, так вы и передайте всему вашему коллективу, самолет попадет в достойные руки.

«Это уж точно!» — чуть было не выкрикнул Костенко, потому что, встретившись взглядом с Мариной Чечневой, вспомнил, что она выделывала, испытывая этот самый самолет. Действительно, надежные руки!

После речи Рачкевич девушки так хлопали старшине, такими улыбками его одаривали, что он даже застеснялся и был рад, когда Бершанская его отпустила, сказав остальным:

— Пора начинать боевую работу!

Штурман полка развернула карту и указала варианты лучшего направления для захода на цель, сообщила данные об огневых точках противника, световые сигналы. («Я — свой самолет» — на эту ночь.) Зачитала прогноз погоды. Прогноз обещал низкую облачность, дождь.

Все огорчились: неужели, когда настроение такое приподнятое, придется всю ночь закисать под самолетами в ожидании погоды?

Разведчик отправился проверять высоту облачности. Девушки, притихнув, двинулись в землянку, на КП.

Лишь к середине ночи облачность стала рассеиваться. Резко похолодало. Воздух очистился. Проглянули далекие звезды. Можно было вылетать.

— Смотри-ка, — сказала Вера, идя к самолету за Таней шаг в шаг, — воздух стал как стеклянный. Вдохнешь — и грудь режет…

— Не заболела ли ты? Как это «грудь режет»?

— Да в хорошем смысле. Просто холодный, жесткий воздух.

— Придумала? Но если даже и придумала в хорошем смысле, то хорошо. Особенный ведь день сегодня. Правда? Канун Октября. Я всегда завидовала тем, кто родился до революции. Тем, кто сражался за нее. А теперь вот мы. Знаешь, как мы должны бомбить сегодня, штурман!

Вера отметила, что Таня сказала не обычное «ты должна бомбить», подчеркивающее отдельно обязанности штурмана, а объединяющее, чрезвычайно дорогое для нее, Веры, — «мы».

Все экипажи вылетели в ночь на седьмое ноября на боевое задание. В паре с Макаровой, с интервалом в полминуты, шла Катя Пискарева.

Впереди повис мерцающий САБ.

— Макарова уже над целью. Приготовься! — сказала своему штурману Катя.

Станица Дигора, выхваченная светом разгоревшейся бомбы из ночного мрака, казалась горошиной на дне огромного кувшина. Стенками кувшина служили отвесные горы высотой до тысячи метров. Из станицы вытекала тоненькой струйкой дорога и пробивалась по ущелью на восток. Дорога пестрела точками. Это и были танки противника, которые предстояло бомбить.

Над целью почему-то спокойно, молчат зенитки, не зажигаются слепящие огни прожекторов. А нервы напряжены до предела. Молчат зенитки, но в любую секунду они могут заговорить. Пожалуй, эти секунды ожидания страшнее, чем обстрел, накал боя, когда летчик действует.

…В узком месте ущелья, где дорога была черна от танков, очень кучно вспыхнули четыре багровых куста взрывов. Отбомбился экипаж Макаровой — Белик. Полетели бомбы с самолета Пискаревой.

Появление наших самолетов в нелетную погоду было для гитлеровцев полной неожиданностью. Они не сразу открыли зенитный огонь. Но во второй вылет девушки были встречены ураганным огнем. Злее зениток — лучи трех зажегшихся прожекторов; искромсанная ими темнота меняла очертания гор. Иногда казалось: самолет обязательно заденет крылом гранитную громаду.

И все же ничто не помогло фашистам. Один за другим, парами, звеньями, подходили маленькие, но грозные наши По-2 и сыпали бомбы на дорогу, на танки. В эту ночь врагу был нанесен ощутимый удар, уничтожено большое количество живой силы и техники.