Лариса Литвинова - Летят сквозь годы

Анна поинтересовалась:

— А если и впрямь у вас… дитя?

Савва посуровел. Сказал задумчиво:

— По совести: о сыне мечтаешь и боишься.

Подошедшая Вера услыхала только «боишься» и махнула на Савву рукой:

— Обманывает. Ничего он не боится. Ничегошеньки. — И отошла, как отлетела.

Отроду не видывала Анна сестру такой — не назовешь даже оживленной, а какой-то светящейся, трепетной. Это от любви. Оттого что Савва, оказывается, и храбрый. Хорош, лучше не придумаешь.

Анна опять улучила момент для вопроса:

— Сыну бы, значит, обрадовались?

— Чему обрадуешься, когда война… Вера моя говорит… не имеем мы сейчас права на личное. Не имеем! Одно у нас сейчас право: бить, бить… или голову сложить… за всех чужих маленьких. И не спрашивайте вы меня больше ни о чем. — Савва обеими руками некрасиво натянул пилотку на самые уши. — Сестру спрашивайте. Она у вас выросла… кремневой.

— Ох, правда, правда… Верочка, она такая… всегда за других, себя не жалеет. А вы такой же. — Анна вдруг осмелела и заговорила, как старшая: — Вы с ней, одно слово, под пару. Знаю. Вижу. За людей умереть готовы.

Родилась Вера у отца с матерью первенцем, поэтому рано повзрослела — еще бы, была ведь потом старшей! Впоследствии, заполняя анкеты, с гордостью писала, что она, Белик Вера Лукьяновна, «рабоче-крестьянского происхождения». Деревни, правда, она не знала: когда была еще совсем маленькой, отец — Лукьян Филиппович — к своим прибавил детей брата, погибшего в гражданскую, и подался в город.

В Керчь, к теплому морю, Белики приехали большой семьей. Отец-кормилец поступил на завод — огромный по тем временам металлургический завод имени Войкова. Люди работали с большим подъемом с утра до глубокой ночи.

Многодетная Евдокия Емельяновна вела хозяйство. Обитали Белики в бараке — общежитии.

Дети помогали Евдокии Емельяновне — носили воду, убирали общий коридор-кухню. От работы никто не отлынивал. Жили дружно, старшие заботились о младших. Вера была первой маминой помощницей.

Будто бы и не сильная — худенькая, тихая, Евдокия Емельяновна за день переделывала массу дел. Собственные дети обшиты, вымыты, накормлены. Не ленилась присмотреть и за соседскими. Одним словом, всем, помогала. Мама Доня, так все уважительно называли Евдокию Емельяновну, знала: кому помочь стены побелить, кому полы помыть. Бывало, скажет:

— За полдень прибегу…

— Далековата дорога, устанут ваши ноженьки, мама Доня!

— Ноги для того и дадены, чтобы к добрым людям тропки торить! — И поднимет Евдокия Емельяновна на собеседника свои добрые глаза.

С годами Вера становилась все более похожей на мать, хотя внешне мать — смуглянка, а у старшей дочери (по приметам — к счастью), как у отца, рыжие веснушки на белой коже. Временами в душе Вера досадовала на эти веснушки, но плакать, понятно, никогда не плакала. Да и стыдно плакать старшей. А жизнь шла своим чередом. С радостями большими и малыми. Конечно, не без огорчений. Огорчало, например, что даже малыши не всегда ели досыта. Директор завода, молодой неженатый человек, свой комсоставский паек поочередно отдавал многодетным семьям. Да директор — один, а семей, как Белики, — несколько. А мама Доня, того и жди, свою очередь переуступит, скажет твердо:

— Мы обойдемся!

И обходились. Евдокия Емельяновна была мастерицей, как говаривал отец, «из ничего чего сотворить».

В то время со всем было туго: и с продовольствием, и с одеждой, особенно с обувью.

Характер Веры складывался в атмосфере добра и сердечности. Она помнила и директорский продуктовый паек. Помнила, как, когда заболела сестренка Валечка, их семью переселили в «административную» — единственную удобную, изолированную комнату барака. И перестал Валечку бить кашель. Помнила, как внимательны, терпеливы, добры были к каждому ученику учителя.

Высоко ставила Вера принадлежность к пионерской организации. Закон пионера: хорошо учиться, быть смелым, честным, правдивым, преданным Родине, общему делу. Вот как отец на заводе!

Мать подчас говорила мужу:

— Лукьян Филипыч, совсем себя не жалеешь! День и ночь в работе.

А он щурился и, чтобы не расслышали младшие, заговорщически шептал:

— Можешь ты мне поверить, Донюшка? Вторую семью завел на заводе.

Евдокия Емельяновна, конечно, улыбалась:

— Кому верить, коль не родному мужу? Только поправочку дозволь, Филипыч, внести. Не вторая у тебя семья на заводе, а дом и завод — одна большая семья.

— В точку угодила. Хочу открыть тебе один секрет: знаний у твоего Лукьяна маловато. Вот и думаю, как подобраться к работе. Моя электротехника больших знаний требует. Всем теперь дорога к знаниям открыта. Верочка небось на инженера пойдет учиться аль еще на кого…

Вера в душе давно решила: она будет учиться на учителя.

…В школьные каникулы отец брал сына Федора на завод подработать. Вера по три месяца работала пионервожатой в пионерском лагере. На заработанные деньги можно было купить сатина на юбку в складку, на несколько кофточек. Даже мама Доня в новой сатиновой кофте зафасонила.

В удостоверении об окончании средней школы на имя Белик Веры Лукьяновны стояли одни оценки: «отлично». С этим удостоверением да с немудрящим фанерным чемоданчиком, куда был положен и пионерский галстук, Вера уехала в Москву.

Год в институте промелькнул незаметно.

И вдруг война…

Есть на Кавказе, в Сунженской долине, станица Асиновская. Здесь полк останавливался на больший срок, чем в других местах, принимая участие в операциях по разгрому гитлеровских войск под Моздоком.

Белые аккуратные домики утопали в зелени огромного колхозного сада. Яблоки, абрикосы, груши, сливы, персики, орехи — все было в том саду. Ветки ломились от обилия плодов. Только не хватало рабочих рук, чтобы убрать богатый урожай.

Треугольной формы небольшая площадка, обрамленная с двух сторон арыками, а с третьей — сетью электропроводов, служила аэродромом. Через арыки были перекинуты мостики, по которым самолеты заруливали в сад, под сень деревьев, для маскировки.

Стоило чуть стабилизироваться наземному фронту, как настроение воздушных бойцов поднялось: боевая работа ночных бомбардировщиков развернулась по-настоящему. На самолетах По-2 не было ни пушек, ни пулеметов, ни бронированной спинки для защиты от обстрела. И скорость не превышала 120 километров в час. Но на этих, сугубо мирных в прошлом, спортивно-тренировочных самолетах были оборудованы бомбодержатели, в замок которых подвешивалось по 200 килограммов бомб. Маленькие стрекозы сыпали на головы врага смертоносный груз.

Каждую ночь, с вечерней зорьки и до утренней, девушки неизменно появлялись над позициями противника и наносили ему ощутимые удары, изматывали его, сбрасывая бомбы через каждые две-три минуты.